Пусть грянет гром

Очевидно, у жестокости Оза есть гораздо более тонкая линия.

- Одри? - спрашивает моя мама, ее голос настолько слабый, что почти неузнаваемый.

- Да, - я вынуждаю себя сказать, отдельное слово, несущее семнадцать лет моей боли и извинений.

Бледная фигура приближается к петле металла, и когда я ступаю ближе, я вижу ее лицо... хотя я едва узнаю ее.

Я должна радоваться ее сальным волосам и потной коже, покрывающей ее тонкие черты. Но похоже на слишком много отходов.

Все это, в этом все дело.

Моя красивая, влиятельная мать.

Наша малочисленная, счастливая семья.

Наши тихие, посвященные жизни.

Это все было высосано и разорвано. Как будто все мое существование было поймано в ловушку в Водовороте решений моей матери.

Слезы жалят мои глаза, когда она изучает меня, но я смаргиваю их назад. Я пролила свою последнюю слезу для этой женщины.

- Ты пришла, - шепчет она, прижимая свою руку к металлу.

Я делаю шаг назад, даже при том, что она не может достать меня.

- Все еще моя та же упрямая девочка. - Она печально улыбается мне и поворачивается к Гасу, замедленная реакция. - Ты не Вейн.

- Ты уверена? - Гас трогает свое лицо, как будто не может в это поверить.

Моя мать не улыбается.

- Где Вейн?

- Так далеко отсюда, как я могла удержать его, - говорю я ей.

- Но... ты его опекун. Тебе полагается быть рядом с Вейном.

- Конечно, ты знаешь, как заставить парня почувствовать себя желанным, - бормочет Гас, пролезая к занавесу петель, пытаясь освободить ее от клетки.

Занавес не двигается с места.

- Не думал об этом, - говорит он, напрасно встряхивая металл.

- Попробуй свой шип ветра, - говорю я ему.

- На чем?

Я смотрю ближе на занавес, удивленная найти, что там нет никакого замка. Я честно не могу сказать, как это держится.

- Прости, Одри, - шепчет моя мама, и я вижу, как она рассматривает меня.

Она в таком банальном беспорядке, что трудно сказать, плачет она или потеет. Но это заставляет меня почувствовать комок в горле.

Теперь я понимаю, почему Вейн был готов доверять ей. Я чувствую то же самое убеждение.

Но могу я?

Я должна?

- У меня не было выбора, - говорит она мне, умоляя меня глазами простить ее.

Моя жизнь была бы настолько легче, если я бы могла дать ей то, что она хочет.

Но я не могу проигнорировать гнев, который всегда со мной, кипящий под поверхностью.

- О чем ты сожалеешь? - резко спрашиваю я. - О том, что убила папу? О том, что обвинила меня? О том, что убила двух невинных человек? О том, что разрушила жизни всех, с кем ты когда-либо встречалась?

- Да, на все это вещи, - говорит она тихо, поворачиваясь и отступая. Кости выпирают из ее хилых, сутулых плеч, когда она наклоняет голову и бормочет:

- Но главным образом...

Я не могу понять последние слова.

Это звучало, как будто она сказала:

- Но главным образом за это.

Но это не имеет никакого смысла.

Или, это не имеет, пока я не слышу громкий удар, когда металлическая кость ударяет и сокрушает Гаса. Прежде чем я могу даже закричать, острый край ветрореза прижимается к моему горлу, и сила обволакивает меня, прижимая меня к телу моего похитителя.

- Ты была той, кого я хотел, так или иначе, - шепчет резкий голос в мое ухо, и требуется секунда для моего испуганного мозга, чтобы узнать его.

Райден.

Глава 41

Вейн

Напуганный крик будит меня из моего беспокойного сна, но когда я разлепляю глаза, я все еще один.

Все еще посреди пустыни.

Все еще с локтем, который чувствуется так, будто его пережевывает стая диких собак.

Но это не был кошмар, который разбудил меня.

Это был ветер.

Я закрываю глаза, когда испуганный Западный окружает меня. Его песня - хаос... все смешивается с паникой. Но одно слово выскакивает.

Предатель.

Я начинаю, вскакиваю на ноги, но затем вспоминаю, как не круто это сработало для меня в прошлый раз, и вместо этого использую камень, против которого я спал, и медленно беру себя в руки.

Головокружение все еще бьет меня, но глубокие вздохи отпихивают его назад, и когда моя голова прочищается, я могу чувствовать, как Западный наматывается вокруг меня, пытаясь тянуть меня, куда я должен идти.

- Эй... легче, - говорю я ему, когда он почти тянет меня. - Что происходит... что-то произошло с Одри?

Гупый вопрос спрашивать ветер... и конечно он не отвечает. Он просто повторяет ту же самую испуганную песню о предателях и пытается утянуть меня в небо.

Я прекращаю бороться и позволяю ему.

Я держу шип ветра моей здоровой рукой, пытаясь чувствовать себя готовым к тому месту, куда этот ветер принесет меня. Но ничто, возможно, не подготовило меня к виду моей долины вблизи.

Я видел бедствия по телевизору.

Я даже пережил пару.

Но это...

Искореженные здания. Упавшие деревья. Разбитые автомобили. Полиция. Машины скорой помощи. Пожарные. Вертолеты.

Люди бегут. Дороги заблокированы. Крики, вопли и плач.

Это хаос.

На такое репортеры стянутся за мили вокруг, и президент пойдет на телевидение и попытается сказать что-то, чтобы помочь людям понять разрушение. Но никто не сможет понять это.

Я вижу Живые Штормы, все еще бушующие, рассеянный через города... хотя похоже, что их меньше. Трудно сказать.

Трудно думать.