Пусть это буду я

– Но когда мы сюда ехали, ты прекрасно чувствовала себя в метро.

– Тогда да, а сейчас нет.

– И что же нам делать? Ехать на такси?

– Можно было бы и пешком или на автобусах, но к риелторше тогда точно не успеем.

Пришлось вызвать такси. Коля сел впереди, Люся сзади. В машине ей как будто стало легче. Голова прояснилась, а подкатившая тошнота прошла, но вскоре приступ возобновился и принес с собой не только необъяснимое чувство страха, но и боль. Болело все: от кончиков пальцев до макушки. Но сильнее всего в груди, под ребрами, как если бы поселившееся в ней чудовище норовило вылезти наружу.

Сцепив зубы, Люся откинулась на спину сиденья и прикрыла глаза; ей не хотелось, чтобы брат это видел, но он, даже сидя к ней спиной, почувствовал это и попросил водителя остановиться.

– Может, ты что-то не то съела? Или выпила? – предположил он, развернувшись к ней.

– Наоборот. Не выпила. Чай Магды. Она сказала, что если я его не выпью, то уехать не смогу.

– Ну вот, ты опять пугаешь меня колдовством.

– Считаешь, что я придуриваюсь?

– Ты сама предложила уехать, какой в этом смысл? Но если это и впрямь колдовство, то почему оно распространяется только на тебя? И чье оно, раз Магда предложила свою помощь?

Водитель-азиат настороженно покосился на них.

– Дальше поедем?

– Поедем, – твердо ответила Люся. – Я потерплю.

И она действительно терпела все тридцать минут, пока они ехали до места встречи с риелторшей. Кусала губы от боли, тихонько подвывала и впадала в некое подобие бессознания, когда все, что ее окружало, казалось сном, а невозможное и выдуманное – вроде того, что она это вовсе не она, а карандашный рисунок на мольберте в разгромленной студии Корги, – ощущалось как самая настоящая явь.

В колдовство Люся не верила. Коля верил, но не она. В ее представлении у всего на свете существовало логическое, разумное объяснение, которое могло обернуться колдовством лишь от незнания. И если чай Магды способен помочь, если он не был ее собственной фантазией, то, вероятнее всего, являлся антидотом неких наркотических веществ, действие которых усиливалось, стоило ей отдалиться от дома. Как это работало и почему воздействовало только на нее, оставалось загадкой, но раз Гончар задумал воспользоваться ею в качестве жертвы, то мог придумать что угодно.

Водитель высадил их на «Сходненской». В этом районе была совершенно другая архитектура: многоэтажные панельки спальных районов, потрескавшиеся тротуары, историчность в моменте. Прохожие тоже выглядели иначе: среди них не попадались гуляющие и весело смеющиеся люди, все куда-то целенаправленно торопились.

Но Люсе было не до обстановки. Дорога ей далась тяжело, однако в машине был хотя бы кондиционер, а на улице ее снова поглотила удушающая жара.

– Может, сходить в аптеку? – предложил Коля. Он не находил себе места, глядя, как мучается сестра. – Куплю обезболивающее или что-то вроде того.

– Не думаю, что оно поможет. Я же не понимаю точно, что у меня болит.

– В таком случае есть только одно средство, – заверил он и, велев ждать, умчался в сторону магазинов.

Пока его не было, появилась риелторша. Высокая веселая женщина в ярко-зеленом с красными попугаями платье, от вида которого Люсю затошнило еще сильнее. Красно-зеленое, словно огромный аллигатор с раскрытой алой пастью, намеревалось проглотить ее целиком. И спастись от него возможно было лишь среди бледно-розовых пионовых полей, но поблизости, сколько она ни искала взглядом, ничего такого цвета не было.

Коля вернулся с бутылкой мартини в одной руке и пакетом яблок в другой. К этому моменту риелторша уже решила, что связалась с сумасшедшей и собиралась уйти.

– Простите. – Коля принял свой самый любезный вид. – Моя сестра болеет. У нее температура, и ей срочно нужно в постель. Именно поэтому мы так торопимся.

Квартира оказалась в пяти минутах ходьбы от метро. Этаж второй. Ремонт относительно свежий, но какой-то больнично-офисный. Пустые крашеные стены, незамысловатая, заставляющая сомневаться в ее прочности мебель, постельное белье, пахнущее хлоркой. После той роскоши, в которой они жили у Гончара, комната, такая же убогая кухня и особенно посеревшая ванная вызывали брезгливость, которую Коля преодолел с трудом. Если бы Люсе не было так плохо, он бы и на ночь не остался в таком месте, но везти ее сейчас куда-то еще не решился. И скрепя сердце расплатившись с риелторшей за месяц вперед, немедленно выставил ее за дверь.

Глава 24