Пусть будет Чапа

Мне было и грустно и радостно одновременно. Грустно оттого, что закончилось мое лето на пасеке, среди лесов, полян и тальниковых речушек. Я привык к этой веселой и безнадзорной жизни.

В поселке придется жить по-другому. Но я знал, что мне уже хочется этого. Хочется встретить старых друзей, пойти в школу, увидеть маму, папу и сестренку, я ведь так мало видел их за это лето.

Чапа уезжает вместе со мной. Альфа останется до глубокой осени и приедет домой последней, когда все ульи уже будут перевезены и установлены в подполе на зиму.

Утром дед Ваня легонько дотрагивается до моего плеча и я тут же просыпаюсь.

— Одевайся, завтракай и едем, — коротко говорит он и уходит.

Я тороплюсь, потому что дедушка хочет выехать пораньше. Баба Тася уже напекла пухлую стопку блинов. Я быстро съедаю несколько штук с медом, запиваю холодным молоком (на ночь мы ставим банку с молоком в ближайший ручей) и выскакиваю на улицу.

— Еще поешь, успеешь ты, — кричит вслед баба Тася, но я делаю вид, что не слышу.

Чапа уже бежит навстречу. Она деловита и даже не прыгает вокруг меня, как обычно. Наверное, догадывается об отъезде.

— Чапа, давай в машину, — я распахиваю заднюю дверцу дедушкиного уазика. Собачка собирает вместе все четыре лапки и без моей помощи легко запрыгивает на сиденье. А какой крошечной она была три месяца назад, когда мы только приехали на пасеку. Сейчас это уже молодая собачка, которой до всего есть дело и которая немало испытала в своей коротенькой жизни.

Дед Ваня усаживается за руль. Баба Тася прощально машет рукой. Машина, покачиваясь на кочках, выбирается на лесную дорогу. В лесу сумрачно и сыро. Но вот дорога выворачивает на пригорок, «уазик», рыча, заскакивает на него и деревья раздвигаются в стороны. Мы на просеке. Трава здесь за лето не разу ни косилась и теперь такая высокая, что впереди и позади машины, кажется, две сплошные желто-зеленые стены. Где-то сбоку бежит Альфа. Она то появляется в редких клеверных островках, то снова исчезает в густой траве.

Чала стоит на задних лапах и, высунув голову в открытое окошко, ждет, когда Альфа опять появится. Увидев овчарку, она начинает подпрыгивать и часто гавкать, а, потеряв из виду, тут же замолкает.

— За лето не наговорились, — ворчит дед Ваня, оборачиваясь.

Я киваю головой.

Ветер кидает Чапе в глаза травинки, семена, листочки. Она жмурится, прижимает уши, но от окошка не отходит.

Скоро полевая дорога переходит в щебеночную, и Альфа отстает. Она выбегает уже далеко от нас на пустынную трассу и стоит вытянувшись в струнку, пока густое облако пыли после машины не скрывает ее всю.

Чала быстро заскакивает на спинку заднего сиденья. За ним тоже есть маленькое окошечко. Собачка ложится и прижимает нос к стеклу. Альфы уже не видно, но собачка не уходит, хотя я и звал ее — смотрит, не отрываясь, на убегающие лесные ленты по обочинам, как будто хочет запомнить.

Лес скоро заканчивается. По одной стороне дороги теперь идет огромное пшеничное поле, по другой — скошенный луг. Посередине его, я знаю, стоит разбитое молнией одинокое дерево. Я смотрю туда и вдруг вижу около дерева фигуру сохатого.

— Деда Ваня, смотри, лось! — Кричу я.

Дедушка наклоняется к переднему стеклу и сбрасывает скорость.

Лось стоит с высоко поднятой головой и смотрит куда-то далеко за пшеничное поле. Его огромные ветвистые рога кажутся отсюда такими тяжелыми, что я удивляюсь вслух, как он может так легко держать их.

— Это сильный зверь, — поясняет дед Ваня, — ни разу не видел, чтобы сохатый так близко подходил к дороге. И машины не боится… — удивляется дедушка.

И тут я узнаю лося. Это ведь его мы встретили тогда в зарослях у речушки. Возможно, он тоже помнит меня и, не тая обиды, пришел попрощаться.

— До свидания, сохатый, — шепчу я тихо и незаметно для дедушки машу в окошко рукой.

Чапа опять стоит у бокового окна и, не двигаясь, следит за животным. Все ее маленькое тельце напряжено, кажется, она вот-вот выскочит из машины и бросится на него, как уже было когда-то.

«Уазик» медленно удаляется. Дед Ваня откидывается на спинку и прибавляет газ. Лось остается за поворотом. Чапа начинает прыгать по кабине от одного окна к другому. Нигде не обнаружив сохатого, она наконец ложится на сиденье, но еще долго к чему-то прислушивается и возбужденно крутит головой по сторонам.

Мы едем домой. Впереди зима, и до следующего июня так много всего должно произойти, что, кажется, он не наступит никогда.

— Вот так всегда, — думаю я недовольно, — как у девчонки, чуть что и комок к горлу. Я прижимаю Чапу к себе и крепко стискиваю зубы, чтобы не всхлипнуть.

Прощай, пасека!