Пушкин в Михайловском

Все Калашниковы отличались красотой и статностью. Младшего сына Михаила Ивановича Гаврилу, служившего камердинером при Сергее Львовиче, тот называл «красавец Габриэль».

С Ольгой в зиму 1824/25 года у Пушкина установились близкие отношения. Ей только что исполнилось 19 лет, и, как все Калашниковы, она была хороша собой. Пущин сразу выделил её из всех девушек, работавших в комнате няни. «Вошли в нянину комнату, где собрались уже швеи. Я тотчас заметил между ними одну фигурку, резко отличавшуюся от других, не сообщая, однако, Пушкину моих заключений… Впрочем, он тотчас прозрел шаловливую мою мысль, улыбнулся значительно. Мне ничего больше не нужно было: я, в свою очередь, моргнул ему, и всё было понятно без всяких слов»[141]. Пушкин с искренней теплотой говорит о своей «крепостной любви» в письмах Вяземскому: «очень милая и добрая девушка», «не правда ли, что она очень мила», называет Эдой — именем героини поэмы Баратынского «Эда». В поэме об Эде сказано:

Отца простого дочь простая,
Красой лица, души красой
Блистала Эда молодая.

По-видимому, к Ольге Калашниковой относятся стихи четвёртой главы «Онегина»:

Порой белянки черноокой
Младой и свежий поцелуй.

Близость этой девушки, несомненно, была радостным событием в деревенской жизни поэта.

Когда весною 1826 года Ольга Калашникова ждала ребёнка, Пушкин отправил её в Москву к Вяземскому с письмом, в котором говорилось: «Письмо это тебе вручит очень милая и добрая девушка, которую один из твоих друзей неосторожно обрюхатил. Полагаюсь на твоё человеколюбие и дружбу. Приюти её в Москве и дай ей денег, сколько ей понадобится — а потом отправь в Болдино… При сём с отеческою нежностью прошу тебя позаботиться о будущем малютке, если то будет мальчик. Отсылать его в Воспитательный дом мне не хочется — нельзя ли его покаместь отдать в какую-нибудь деревню — хоть в Остафьево. Милый мой, мне совестно ей-богу… но тут уж не до совести». В это время семья Калашниковых уже жила в Болдине — Михаил Иванович был переведён туда управляющим. Согласно записи в метрической книге Успенской церкви села Болдина за 1826 год у Ольги Михайловны родился сын, крещённый 4 июля и названный Павлом. Но через два месяца мальчик умер. Детская смертность в то время, как известно, была чрезвычайно большой не только среди крестьянских, но и вполне обеспеченных дворянских семей (малолетних детей теряли Н. О. и С. Л. Пушкины, В. Ф. и П. А. Вяземские). Пушкин, надо сказать, действительно проявил заботливость не только в отношении ожидавшегося ребёнка, но и его матери. Весною 1831 года она официально получила вольную и несколько месяцев спустя вышла замуж за мелкопоместного дворянина, чиновника П. С. Ключарева (при материальной поддержке Пушкина) и таким образом сама стала дворянкой. Известно даже, что она владела собственным домом и семьёй крепостных. Но брак не был счастливым — Ключарев оказался пьяницей, мотом, и супруги вскоре расстались. В 1830-е годы, бывая в Болдине, Пушкин встречался с Ольгой Михайловной. Она сама и через отца неоднократно обращалась к Пушкину с различного рода просьбами и никогда не встречала отказа. Поэт до конца своих дней не забыл «белянки черноокой» 1825 года и сделал всё, чтобы облегчить её жизнь. В оставленном им в альбоме своих друзей списке имён женщин, которыми увлекался в молодые годы, есть и имя Ольга. Высказывались предположения, что Пушкин имел в виду Ольгу Калашникову не только в «Евгении Онегине», но и в стихотворных набросках разных лет:

Смеётесь вы, что девой бойкой
Пленён я милой поломойкой.

Я думал сердце позабыло
Способность лёгкую страдать…

В последнем наброске намечалось продолжение, где есть строки:

…прелесть молодая,
Полурасцветшая в тиши.

«Теперь же мне читать охота и досуг»