Пушкин в Михайловском

Венчальный обряд обставлен был весьма странно. Совершался ночью, в строгом секрете, с нарушением всех правил, без записи в метрической книге, то ли в Иоанно-Предтеченской церкви погоста Апросьево, то ли прямо в доме Толстой. Венчал местный священник Василий Михайлов с причетниками при двух соседних помещиках Н. И. Румянцеве и И. 3. Яхонтове — в качестве «венчальных отцов». Осип Абрамович представил подписку о своём вдовстве (правда, не исключено, что документ этот был составлен позже, задним числом). Устинья Ермолаевна обманула священника. По его словам, она пригласила его с причетниками к себе в дом «для служения всенощного бдения и молебна Казанской богоматери», но неожиданно он «усмотрел в доме ея» жениха и поддался уговору, надо думать не бескорыстно, совершить свадебный обряд. Во всей этой авантюре явно чувствуется главенствующая роль Устиньи Толстой. Она очень торопилась, боясь, что проделка с письмом о смерти Марии Алексеевны может обнаружиться и весь столь хитро задуманный план рухнет. Сама эта торопливость и таинственность — убедительное свидетельство того, что Устинья Ермолаевна знала правду, а Осип Абрамович мог догадываться. Ведь легкомыслие и сумасбродство его, проявившиеся здесь, были действительно невероятны.

Однако, как ни старались повенчанные облечь свой брак тайной, слух о нём быстро распространился в Пскове и дошёл до Петербурга. Михаил Алексеевич Пушкин, всё время опекавший сестру, приехал в Псков проверить странный слух и удостоверился в его справедливости. Тогда Мария Алексеевна, находившаяся в столице или вызванная туда братом, решила действовать — речь шла о будущем благополучии дочери, и она не могла мириться с чинимым беззаконием. О происшедшем доложили архиепископу Инокентию — всё, связанное с браком, находилось в ведении церковных властей,— и по его указанию составили и 29 августа 1779 года подали в псковскую консисторию обличительную челобитную с подробным изложением событий. Было назначено консисторское следствие, которое велось весьма скрупулёзно и продолжалось около полутора лет, до середины декабря 1780 года. Осип Абрамович неоднократно давал письменные объяснения, в которых часто противоречил сам себе. Он утверждал, что письмо Михаила Пушкина было подлинным и его нарочно подослали ему, Ганнибалу, чтобы «изловить», выставить преступником, помешать его браку с Толстой. Марию Алексеевну чернил как мог. Совершенно бездоказательно обвинял в «распутной жизни», коей чинила ему «стыд и поношение». Заявлял, что из Суйды не сбежал, а уехал, предупредив всех, в Красное Село для излечения, и вообще, что не он её бросил, а она его — «скрылась неизвестно куда», забрав всё своё и его имение, выманив деньги у родителей и бросив грудную дочь, а затем, прислав ему «разводное письмо», скрывалась три года и вдруг «воскресла».

В составленном в результате консисторского расследования «доношении» архиепископу Инокентию были отвергнуты, как необоснованные или заведомо ложные, все представленные Осипом Абрамовичем оправдания. Резолюцией архиепископа от 19 января 1781 года он был объявлен виновным «как в оставлении законной своей жены, так и во вступлении от нея в беззаконное супружество». Наказание определено весьма суровое: на него была наложена строгая семилетняя церковная епитимия с годичным содержанием в монастыре, и, если законная жена не пожелает жить с ним, оставаться ему «по смерть свою или жены его безбрачну»; его брак с Толстой, как беззаконный, расторгнут.

Осип Абрамович сказался больным,— по его словам, впал «в совершенное оцепенение и расслабление». Но Устинья Ермолаевна сдаваться не собиралась. Она бросилась в Петербург к Ивану Абрамовичу Ганнибалу просить заступничества. Иван Абрамович встретил её любезно и поначалу поверил ей. Жалея брата, он отнёсся к псковскому наместнику Я. Е. Сиверсу, а тот в свою очередь к архиепископу Инокентию. Лестно характеризуя Осипа Абрамовича, ссылаясь на уважение, которым он пользуется в губернии, Сиверс просил смягчить приговор.

При содействии Ивана Абрамовича дело из псковской консистории было передано в самые высокие инстанции. В письме брату он обещал сделать всё возможное, чтобы облегчить его судьбу. Закончил письмо словами: «Имей терпение и не отчаивайся; о намерении моём скажет тебе участница судьбы твоей». Подписал: «твой доброжелательный брат И. Ганнибал».

К И. А. Ганнибалу, по-видимому, обращалась и Мария Алексеевна.