Пушкин

Наступает 27 января, среда. В 9 утра д’Аршиак письменно торопит с выбором секунданта. Пушкин письменно же отвечает, что привезет такового прямо на место встречи. Да пусть хоть сам Дантес найдет секунданта для Пушкина: «…я заранее его принимаю, будь то его ливрейный лакей». Это, конечно, издевка. Близко к тексту «Евгения Онегина», где главный герой привозит на дуэль с Ленским к качестве секунданта своего камердинера месье Гильо.

Д’Аршиак настаивает на соблюдении правил: секунданты должны предварительно встретиться. Делать нечего, в 11 часов Пушкин отправляется к лицейскому товарищу Константину Данзасу. Тот не может отказать, и предотвратить поединок не в его силах.

Секунданты обсуждают условия в здании французского посольства на Мильонной. Пушкин возвращается домой. Ходит по комнате, напевая. Видит в окно Данзаса. Тот входит, держа в руках бумагу «Условия дуэли между господином бароном Жоржем Геккерном и господином Пушкиным», всего шесть пунктов. Пушкин туда не заглядывает. Данзас отправляется за пистолетами.

Пушкин завершился.

Человек-мир прошел полный круг своей орбиты.

Он на равных с жизнью и со смертью, которые сейчас выясняют отношения между собой.

На стороне жизни:

— сознание свершенного подвига;

— новые идеи и проекты;

— молодая, красивая, пусть пока и неразумная жена;

— четверо детей;

На стороне смерти:

— невыносимое общество;

— непонимание читателей и критики, неуспех «Современника»;

— долги общей суммой в 140 тысяч рублей,

— наконец, человек с белой головой, с которым через три часа предстоит стреляться. Человек-смерть.

Возможна еще одна жизнь. Выход на новый круг.

Пора!

XXХIX

Кондитерская Вольфа на углу Мойки и Невского проспекта. Пушкин в ожидании секунданта пьет не то лимонад, не то просто воду. Около четырех часов появляется Данзас.

С Невского они сворачивают на Дворцовую набережную. Там оживленно, многие возвращаются после катанья с гор. Среди них и Наталья Николаевна, она не замечает, как проносятся сначала сани с Пушкиным и Данзасом, потом сани с Дантесом и Д’Аршиаком. Троицкий мост. Петроградская сторона. Каменный остров — там, вдали прошлогодняя дача Пушкиных. Набережная Черной речки, где тоже доводилось им дачу нанимать.

Кони разыгралися… А чьи то кони, чьи то кони?

Кони Александра Сергеевича…

Половина 5-го. Все произойдет очень быстро.

Двадцать шагов между противниками. У каждого — пять шагов до барьера.

Секунданты заряжают пистолеты.

Пушкин первым подходит к своей границе между жизнью и смертью.

Дантес стреляет еще по пути к барьеру.

Падает Пушкин. Роняет пистолет. Пуля в животе. Льется кровь. Но нет, он не сдается:

— Attendez-moi! Je me sens assez de force pour tirer mon coup!

(«Подождите! Чувствую достаточно сил, чтобы сделать мой выстрел!»)

Ему подают запасной пистолет, и, приподнявшись, собрав последние силы, он нажимает на курок.

Есть! Дантес валится на землю! Браво!

Но нет, человек-смерть не убит. Умело заслонился рукой. Пуля отскакивает от медной пуговицы мундира, слегка ранив хладнокровного стрелка.

Пушкин один и говорит уже сам с собою:

— Странно, я думал, что мне доставит удовольствие его убить, но чувствую теперь, что нет.

Человек-мир обретает последнюю гармонию.

В страшную минуту он оказался среди чужих людей. И везут его в чужой карете, присланной старшим Геккерном. Не к доктору — домой. Рана не перевязана. Почему секунданты не озаботились заранее насчет медика?

— Боюсь, не ранен ли я так, как Щербачев, — говорит Пушкин Данзасу.

Поручик Щербачев получил смертельное ранение в живот во время дуэли с известным бретёром Руфином Дороховым осенью 1819 года. Поссорились в театре.

Пушкину больно. По пути приходится несколько раз останавливаться. Около 6 часов вечера карета, миновав широкий Певческий мост, подъезжает к дому на Мойке.

Надо вперед послать Данзаса, чтобы он успокоил Наталью Николаевну.

Выходит Никита, берет на руки барина. Тот ему:

— Что, брат, грустно тебе нести меня?

Жена в передней — сразу в обморок. Пушкин, когда его вносят в кабинет, кричит ей: «N’entrez pas!» ( «Не входи!»). Не надо, чтобы она видела его окровавленным. А когда он уже уложен на диван, велит ее впустить. Сразу говорит ей главные слова:

— Будь спокойна, ты ни в чем не виновата.

Докторов Данзас находит случайных: Шольца (который вообще-то акушер) и Задлера. Рана смертельная — это ясно. Позже являются Спасский — домашний доктор Пушкиных, и Арендт, лейб-медик. Они не пытаются утешить обреченного пациента. Спасский напоминает ему о христианском долге. Пушкин соглашается: возьмите первого, ближайшего священника.

Приводят отца Петра, что служит на Конюшенной площади. Пушкин исповедуется, причащается.

Арендту пора уходить. Пушкин через него просит прощения за Данзаса. Ждет царского ответа.