Пушистая катастрофа

Блестяшка пробыла с детенышем до самого вечера и выглядела искренне обеспокоенной ее здоровьем. О том, что случилось вчера и как Эдит добиралась домой сквозь ночной город, она тактично не спрашивала, обошлась коротким отчетом, полученным от Хельму. Я слышала, как они шептались, обсуждая возможности детского тела и расстояние от портовых складов до центра города.

Юстина покинула дом после ужина, пообещав заглянуть завтра. Волк вызвался сопроводить ее до дома. Уже внизу, готовясь к отбытию, негромко сообщил кому-то из слуг, что, доставив леди домой, заедет ненадолго на работу, велел проследить, чтобы Эдит легла спать вовремя, и ушел.

Я сидела на подоконнике и из окна следила за тем, как Хельму помог блестяшке забраться в карету, потом забрался сам и почти сразу после этого экипаж тронулся. Цокот копыт по мостовой было хорошо слышно даже сквозь закрытое окно.

– А ты сделаешь еще раз «пуф»? Как тогда? – тихо спросила Эдит, подкравшись ко мне.

– Не было никакого «пуф», – сказала я, оборачиваясь. – И кто разрешил тебе покидать постель?

Девочка насупилась, но в кровать вернулась и только после того, как накрылась одеялом, жалобно спросила:

– Значит, «пуф» не будет?

– Будет, – пообещала я. – Но позже.

Не хотелось бы, чтобы меня застали в детской в моем человеческом виде… Я не обманывалась и прекрасно понимала, что выгляжу в том дурацком теле как последняя преступница.

Эдит измучилась в ожидании нужного момента, когда дом наконец затихнет и все слуги разойдутся – кто-то вернется в свою квартирку, кто-то отправится в комнату в пристройке за домом.

Нужный момент настал ближе к полуночи.

На этот раз я превращалась осторожно, перетекая из одного тела в другое, но, даже несмотря на мою неторопливость, заметить момент превращения детенышу не удалось.

Это вызвало тихий разочарованный вздох.

– Видишь – и никакого «пуф», – самодовольно усмехнулась я. Ощущения нового тела пришли с легкой задержкой, и самодовольной пробыла я недолго.

Не больше секунды, а потом, ойкая, едва доползла до кресла и рухнула в него. Ноги горели, спина ныла, и шея была как деревянная. Я уже хотела вернуться обратно, в свой надежный пушистый вид, но восторженный взгляд Эдит заставлял терпеть.

На меня никогда так не смотрели.

– Это… – Она выбралась из кровати и крадучись двинулась ко мне. – Ты оборотень, да?

– Нет. Я нечисть. Знаешь, в чем разница?

Детеныш медленно покачал головой, остановившись в шаге от меня.

– Оборотни рождаются людьми и только потом пробуждают в себе зверя, у нечисти все наоборот. Мы рождаемся животными, и некоторым из нас удается разбудить в себе человека. Сомнительное удовольствие, конечно… – Я осеклась на полуслове, поймав себя на том, что чуть было не начала жаловаться ребенку на сложную жизнь вполне осознающей себя личности, застрявшей в теле животного. Я очень часто жалела о том, что пробудилась, что стала высшей нечистью и понимаю все, что со мной происходит. Особенно сильно жалела, когда порой возвращалась в леса и видела, как живут мои собратья. Их жизнь казалась такой простой… – И если кто-нибудь узнает о том, что я так умею, меня закроют в какой-нибудь лаборатории и разберут на образцы, понимаешь?

Эдит недолго помолчала.

– Это больно?

– Больно, – подтвердила я. – И обидно очень.

– Я никому не расскажу, – пообещала она. – Это наш секрет.

И я ей верила. Но еще я верила, что в случае чего успею сбежать раньше, чем меня поймают, и никто не сможет проверить, являются ли правдой невероятные слова ребенка.

Эдит потянулась потрогать мои волосы, но не решилась, да так и замерла с забавно вытянутой рукой.

– Можно, – разрешила я.

Простая ласка для человеческого тела оказалась настолько неожиданно яркой, что я невольно отпрянула, вжимаясь в спинку кресла.

Девочка тут же отдернула руку и спрятала за спину.

– Прости. Просто… прости. – Я не совсем понимала, вина ли в том, что это тело чувствительнее, чем пушистое, или просто с непривычки, но на коже, там, где до нее дотронулись пальцы детеныша, все еще отчетливо ощущалось это касание. Эдит каждый день гладила меня между ушами, и ничего, кроме слабого удовольствия, я не чувствовала.

А сейчас… Почесав голову, я смущенно улыбнулась. – Я тебя напугала?

Эдит неопределенно повела плечами и севшим от восторга голосом прошептала:

– У тебя клыки.

Я тут же перестала улыбаться.

– Совсем как у папы, – добила меня мелкая.

Сравнение хуже придумать она, конечно, не могла…

Меня передергивало от одной мысли о том, что у нас с этим скучным недоволком может быть что-то общее.

– А Марта говорила, что носить короткие волосы неприлично, – добавила Эдит непосредственно.

– Когда это она такое говорила?

– Когда я хотела подстричься. – Она вздохнула. – Вот почему мальчикам можно ходить с короткими волосами, а девочкам нельзя?

– Ну… говорят, длинные волосы вроде как красиво.

Рука непроизвольно потянулась к моим коротким, едва достававшим до плеч. По меркам людей я, наверное, была очень страшненькой… Рыжая, да еще и без косы.