Пус Мидун

– Олух это. Горбатый. Он распорядителем у графини служит.

– У какой графини?

– Как это у какой? У нас одна графиня на всю округу.

– Блоходарова? – Пус оскалился.

– Блоходарова-Кисинская! Вы, уважаемый Пус, все-таки имейте к ней уважение, а то этот верблюд опять выйдет и устроит здесь.

– А он откуда такой взялся? – озадаченно спросил кот.

– Да как откуда… Графиня однажды его на свалке нашла. Он там ел это… не помню уже, что. В общем, побирался. Так она сжалилась над ним, накормила. А тот стал рассказывать, что он все знает и готов у нее служить кем угодно. Ну, она и взяла его распорядителем финансов своих. А мне приказала помогать ему.

– А почему это он не хочет никому платить?

– Да потому что считает, что он лучше всех все умеет делать. Хотя он ничего не умеет. За него все отчеты я пишу.

– Оригинальный персонаж, интересный, – кот покрутил торчащим сзади кресла хвостом. – Он меня заинтересовал, займусь им.

Камешек снова вздохнул.

– Слушай, потомок овцы и дятла, а где графиня живет? – отбросив остатки вежливости, спросил кот.

Зайчик потряс ушами и покрутил носом.

– Да как где… – нехотя и с обидой ответил он. – Известно, где. Напротив этого дома, там есть дом побольше. С мезонином такой.

– С чем?

– Да как с чем… С мезонином… – вяло отвечал Камешек.

– Вкусная, поди, штука! – Пус снова оскалился и сладко потянулся в кресле. Все его тело начало ныть в предвкушении скорого удовольствия. – Ладно, хомяк лесной, твоим Олухом я позже займусь. До встречи!

Больше ничего не говоря, кот спокойно вышел из дома и спрятался в ночи.

Дом напротив действительно был больше того, где остановился Олух-Горбатый. Однако все его окна своей чернотой говорили либо о том, что внутри никого не было, либо, что обитатели не желают пользоваться такими благами цивилизации, как свечи или керосинки. Пус Мидун несколько раз обошел дом, прислушался, принюхался – ни звука, ни запаха. Скрип снега под его мягкими лапами, и тот звучал громче окружающего мира. Следовало, как можно тише, проникнуть в дом, чтобы на месте разобраться в его обстановке. Только сейчас кот понял, как сильно сглупил, не спросив у Камешка о наличии какой-либо охраны у графини. С этим тоже предстояло разобраться опытным путем. Он давно уже никого не боялся, но в последнее время стал ощущать недостаток энтузиазма для возни с неинтересными ему личностями. Пус, наконец-то, почувствовал первые щекочущие волны желания, за которым охотился весь последний день. Оно робко постучалось в подкорку головного мозга и попросилось войти. Мидун не возражал.

Кот на всякий случай решил попробовать пробраться через входную дверь, вдруг у графини, так же, как и у Олуха-Горбатого, не принято ее закрывать. И он не ошибся. Дверь легко поддалась и беззвучно провалилась во тьму, прятавшуюся в коридоре. Морду кота обдало уютным домашним теплом, запахом еды и чем-то вроде яблок. Этот запах раззадорил его желание еще больше, еще сильнее. В ушах начало стучать, сердце кота стало биться громко и часто. Во рту пересохло, и сухой липкий язык нервно скользнул по губам. Кот осторожно сделал первый шаг внутрь, пригибаясь, словно прятался в высокой траве. Вокруг на расстояние целой галактики было тихо. Ему казалось, что он даже слышит, как в доме, где они ночевали, сопит во сне Чумазый. Следующий шаг ровно ничего не изменил. Кот наполовину уже вошел в дом. Третий и четвертый шаг затащили в тепло истрепанный в боях хвост кота, который трясся мелкой адреналиновой дрожью. Ползя практически на животе, Пус выкатил глаза насколько мог, пытаясь высмотреть впереди себя хоть что-то. Но ничего, кроме очертаний еще одной двери, он не видел. Коридор был пуст, в следующей за дверью комнате полновластно царила пугливая тишина, готовая сорваться прочь от малейшего звука. Несколько следующих шагов кот проделал, словно в тумане, сам не помня, как он их преодолел. Уши стала застилать оглушающая канонада собственного сердцебиения. Пус опустил брюхо на пол и решил заставить себя успокоиться. Слух начал подводить его, следовало замереть и не спугнуть свою добычу. Добычу, которую он ощущал кожей, каждой клеточкой напряженного тела. Ее страх, ее ужас, ее дрожащее тело, трепещущее в его твердых неумолимых когтях. От удовольствия и предвкушения глаза кота едва не закатились. Зато ему удалось справиться со своими эмоциями, утихомирить сердце, уже готовое было разорваться, сбавить громкость ударов в ушах до приемлемого уровня. Можно продолжать охоту.