Пурпурный занавес

И урод не оставил и тени сомнения, что сделает это. Под маской радостно сверкнуло. И могучая фигура неспешным пружинистым шагом направилась к поверженному противнику.

– Господи, помоги!

Никогда раньше Николай Гордеев не говорил таких слов. Да и не мог он их сказать. Вернее, мог, но если б и сказал, это было бы так – пустышка, вздор. Ибо раньше не было в нём веры.

А теперь – миг! – и она озарила душу.

Это нельзя было описать словами. Вообще никак! Это надо было пережить. Николай – пережил.

Он встал. Сжал правую руку и почувствовал в ней твёрдую рукоять.

Он взглянул – меч. Короткий обоюдоострый, как у римского воина.

И убийца увидел этот меч. Он вдруг застыл на месте. Правая рука его сделала судорожное движение – как бы взять, достать нечто.

Но было поздно.

Точным молниеносным посылом Николай бросил себя вперёд. Удар! – и клинок пробил кожу куртки. Прямо в сердце.

Бросок был так силён, что инерция швырнула Николая на врага. Тот вскинул руки, точно хотел обнять Гордеева – и обнял-таки, на мгновенье – но руки его уже обвисли бессильно, и сам он обмяк, колени подкосились – он упал на них, секундно замер так – и повалился на бок.

Всё.

Гордеев какое-то время стоял. Затем, как бы опомнившись, шагнул, выдернул меч из груди трупа.

И опять остановился. Что дальше?

А дальше – надо снять маску. Увидеть мёртвый лик того, кто сеял смерть и ужас на Земле.

Окровавленным лезвием Николай поддел маску и отшвырнул её.

Трудно сказать, растут ли в астральном мире волосы – на астральных головах астральных тел. Наверно, всё же да, ибо Николай ощутил их – вернее, ощутил, как они встали дыбом, а сам он похолодел, и точно потерял своё сердце – оно упорхнуло куда-то на миг, а когда вернулось, то стукнуло так, что эхо отдалось по всему телу.

Мёртвое лицо с мёртвыми открытыми глазами было лицо Николая Гордеева. ЕГО ЛИЦО.

Время застыло. Николай смотрел в мёртвого себя. Разум тоже куда-то делся, а когда начал возвращаться, то от этого возвращения лучше не стало.

Ноги не держали. Николай ватно опустился наземь рядом с трупом.

Боже мой!..

Значит, сыщики всё же не ошиблись. Значит, он, Николай Гордеев, и есть монстр! Только не сознательная часть его, Гордеева, а некое Альтер-эго, каким-то образом блуждавшее само по себе – но ведь его же, его!.. Всё злое, паскудное, вся дрянь, какая есть в гордеевской душе – всё это собралось, облеклось в плоть, вышло в мир, чтоб творить смерть и обмануло всех: милицию, клан Пинского, и клан «Стражей», и самого Николая…

И вот теперь валяется дохлое. Только от этого не легче.

И ничего уже не исправишь.

Но так не должно быть!!!

Гордеев схватился за голову. Сидел так. Мыслей не было никаких. Пустота – внутри, снаружи, во всем мире пустота.

И в этой пустоте за спиной Николая раздался тихий смех.

Николай сперва не услышал его. Затем почудилось, что слышит, но не поверил. Откуда?.. И лишь потом понял, что не чудится.

Он резко крутанулся.

Перед взором мелькнули подъезд, квартира – та самая, где он смотрел в спину неизвестного, потом сгоревший дом в пригороде… а потом… потом Николай увидал недавний для него дом – Адмиралтейская, четыре!

И с земли поднимался человек. Мертвец, который больше не был мертвецом. И не Николаем Гордеевым. Он поднимался, смеясь.

Это был он, тот самый светловолосый и улыбчивый его клиент, чьё лицо показалось тогда знакомым.

И с поразительной яркостью память Гордеева вырвала из прошлого:

первое – как он пошёл погулять и у газетного киоска столкнулся с парнем в спортивной куртке

второе! – как молодой мужчина на троллейбусной остановке попросил сигарету

и третье! – переезд на Адмиралтейскую

И вот четвёртое.

Четвёртая встреча! – громыхнуло в голове. Слова Ивана Еремеева.

Четвёртая! Всё сбылось.

– Вспомнил? – весело рассмеялся парень. – Вспомнил, вижу… Ну, здравствуй, родной.

– Конь педальный тебе родной, – возмутился Николай.

Тот снова засмеялся, так же добродушно.

– Ну, извини, извини, прибавил немного. Не родной, двоюродный.

Николай так и выпучился:

– Чего?..

– Того! – слегка передразнил блондин. – Здравствуй, кузен – если тебе так больше нравится.

И, видя, что родственничек обалдел, пояснил:

– Дядька-то твой, Миша, того… блудил по молодости лет. Зачать-то зачал, да начать не начал. Начать воспитывать сына, я имею в виду. Меня, то есть.

Гордеев только сглотнул судорожно.

– То… – не сразу выговорил он, – то есть как?

– Вот так, – с удовольствием молвил «кузен». – Он, видишь ли, считал почему-то, что у него не может быть детей. Потому всю силу свою решил передать тебе – единственному своему племяннику.

– Ка… – опять не вышло с первого раза у Николая. – Какую силу?

– О-о, – насмешливо протянул визави. Глаза сузились. – Ты, видно, главного-то и не понял…

И умолк. Коля тоже молчал. Говорить не хотелось. Даже плечами пожать. Даже взглядом ответить ЭТОМУ не хотелось.

А тот улыбнулся. Что-то недоброе сверкнуло в этой улыбке.

– Не понял, не понял, Колян… Ну да ладно, я объясню.

Вновь пауза. Но краткая – секунды три. Кузен заговорил: