Пуритане

– Я надеюсь, я искренне убеждена, – сказала Эдит, – вам не угрожает опасность. Надеюсь, что нет оснований для такого торжественного прощания, что эти обезумевшие повстанцы будут рассеяны скорее собственным страхом, чем силою, и что лорд Эвендел вскоре возвратится сюда, и снова окажется с нами, и будет навсегда дорогим и уважаемым другом всех обитателей замка.

– Всех, – повторил Эвендел с нескрываемой грустью. –

Пусть будет так: все, что близко и дорого вам, так же близко и дорого мне, и поэтому я ценю их внимание и любовь. Что же касается успеха нашего предприятия, то в нем я отнюдь не уверен. Нас так мало, что я не смею надеяться на быстрое, бескровное и благополучное завершение этого злосчастного бунта. Эти люди исполнены фанатизма, они решительны, они отчаянно храбры, и их вожди не лишены военного опыта. Я не могу освободиться от мысли, что порывистость нашего командира бросает нас против них, пожалуй, несколько преждевременно. Впрочем, о личной безопасности я не думаю; оснований щадить себя у меня меньше, чем у кого бы то ни было.

Теперь Эдит представился случай – чего она так хотела

– попросить юного дворянина, чтобы он вступился за

Мортона; ей казалось, что это единственный способ избавить того от почти неминуемой смерти. Но она чувствовала, что, обратившись к Эвенделу, злоупотребит преданностью и доверием влюбленного в нее юноши; она знала, что творится в его душе, как если бы он ей признался в любви. Совместимо ли с ее честью заставлять лорда

Эвендела оказывать услуги сопернику? Благоразумно ли обращаться к нему с какой-либо просьбой и тем самым связать себя и дать пищу надеждам, которым никогда не суждено сбыться? Впрочем, момент был критический и не допускал ни длительных колебаний, ни объяснений, которые могли бы скрыть истинную причину ее горячего участия в Мортоне.

– Я допрошу этого молодца, – сказал Клеверхауз с противоположного конца зала, – после чего, лорд Эвендел, как мне ни грустно прерывать вашу беседу, нам придется все же сесть на коней. Босуэл, почему не ведут арестованного? Пусть двое солдат зарядят карабины.

Эдит услышала в этих словах смертный приговор ее

Генри. Она пересилила робость, принуждавшую ее так долго к молчанию; в сильном смущении, запинаясь, она сказала:

– Лорд Эвендел, этот молодой человек – близкий друг моего дяди; вы, очевидно, имеете влияние на полковника –

разрешите просить вас вступиться за Мортона… Этим вы премного обяжете дядю.

– Вы преувеличиваете мои возможности, мисс Белленден, – сказал лорд Эвендел. – Не раз, движимый простым человеколюбием, я обращался с тем же к полковнику, но, увы, безуспешно.

– А теперь попытайтесь ради моего старого дяди.

– А почему бы не ради вас, Эдит? – спросил лорд

Эвендел. – Позвольте мне думать, что в этом деле я оказываю услугу вам, и никому больше. Неужели вы настолько не доверяете старому другу, неужели не хотите доставить ему удовольствие думать, что он исполнил ваше желание?

– Конечно, конечно, – поспешила согласиться Эдит, –

вы бесконечно меня обяжете… Я принимаю к сердцу эту историю с молодым Мортоном, так как она очень волнует майора. Не теряйте времени, заклинаю вас Господом Богом! Она все смелее и настойчивее обращалась к Эвенделу, потому что услышала шаги часовых, входивших в это мгновение вместе с арестованным в зал.

– В таком случае, – сказал лорд Эвендел, – клянусь небом, он не умрет, хотя бы мне пришлось отдать за него свою жизнь. Но в награду за мое усердное служение вам, –

продолжал он, вновь беря ее руку, которую она в смятении не решалась отнять у него, – не дадите ли также и вы обещание выполнить одну мою просьбу?

– Все, что вы пожелаете, мой дорогой лорд, все, на что способна сестра ради любимого брата.

– И это все, – продолжал молодой человек, – и это все, что вы можете обещать моему чувству, пока я жив, и памяти обо мне в случае моей смерти…

– Не надо так говорить, милорд, – сказала Эдит, – ваши слова разрывают мне сердце; вы несправедливы к себе самому. У меня нет ни одного друга, которого я ценила бы так высоко, как вас, которому я могла бы с большей готовностью представить доказательства моего глубочайшего уважения, при условии… Но…

Прежде чем она успела закончить, тяжкий вздох внезапно заставил ее обернуться; и пока она подбирала слова, чтобы точнее выразить ограничение, которым хотела заключить свою фразу, ей стало ясно, что их слышал Мортон, проходивший в это мгновение у нее за спиной – в тяжелых оковах, под конвоем солдат, – чтобы предстать перед полковником Клеверхаузом. Взгляды их встретились; жесткий и полный упрека взгляд Мортона подтвердил, как ей показалось, что он частично слышал ее слова и превратно истолковал услышанное. Не хватало лишь этого, чтобы