Пуритане

– Я спрашиваю еще раз, были ли вы на Босуэлском мосту? Да или нет? – сказал герцог, теряя терпение.

– Дорогой сэр, – продолжал упорствовать Кадди, –

разве удержишь в памяти, где ты побывал за свою жизнь?

– Говори, негодяй! – вскричал генерал Дэлзэл. – Или я вышибу тебе зубы эфесом вот этой шпаги! Неужели ты думаешь, что мы будем топтаться на месте, хитрить и возиться с тобой целый день, как борзые, выслеживающие зайца38?

– Когда так, – сказал Кадди, – раз вам хочется этого, пишите: я не отрицаю, что побывал в этом месте.

– Итак, – сказал герцог, – как вы считаете, является ли участие в этой битве государственным преступлением?

– Как же мне высказать свое мнение, сударь, – ответил осмотрительный пленник, – если дело идет о том, быть ли мне вздернутым или нет? Но не думаю, чтобы это было хоть чуточку лучше.

– Лучше, чем что?

– Чем преступление, как изволит говорить ваша светлость, – ответил Кадди.

– Вот это называется говорить дело, – заявил его светлость. – Были бы вы довольны, если бы король даровал вам милость и прощение за ваше участие в мятеже при условии, 38 Передают, что генерал во время допроса ударил одного из пленных вигов эфесом своей шпаги, и притом так сильно, что у того хлынула из носу кровь. Этот бесчеловечный поступок был вызван якобы словами пленника, бросившего в лицо этому надменному старому воину, что он зверь из Московии, привыкший жарить живьем людей. Дэлзэл долгое время находился на русской службе, которая в то время отнюдь не была школой гуманности. ( Прим. автора.)

что отныне вы станете посещать церковь и молиться за короля?

– С удовольствием, сэр, – ответил не слишком твердый в своих убеждениях Кадди, – и готов выпить в придачу за его здоровье, если эль будет хороший.

– Каков! – заметил герцог. – Вот это малый сговорчивый. Что же довело тебя до этой беды, приятель?

– Дурной пример, сэр, – отвечал Кадди, – и еще виновата, с позволения вашей светлости, моя старая, выжившая из ума матушка.

– Ну, Бог с тобою, приятель, – ответил на это герцог, –

остерегайся в будущем дурного совета. Мне сдается, что ты не таков, чтобы изменить по собственному почину. Записать в протокол, что он освобождается от наказания. Поднесите поближе этого негодяя на стуле.

Мак-Брайера перенесли на то место, где обычно ставили подсудимых для допроса.

– Находились ли вы на поле сражения у Босуэлского моста? – последовал тот же вопрос, что был задан и Кадди.

– Находился, – ответил пленник смелым и решительным тоном.

– Вы были вооружены?

– Нет, не был, я присутствовал в качестве проповедника слова Божия, чтобы ободрять тех, кто обнажил меч в защиту дела Господня.

– Иными словами, чтобы помогать мятежникам и их подстрекать? – спросил герцог.

– Ты сказал истинно, – ответил на это пленник.

– Хорошо, – продолжал допрашивающий. – Нам желательно знать, видели ли вы среди мятежников Джона

Белфура Берли? Вы его, надо полагать, знаете?

– Возношу свою благодарность Господу, что знаю его, –

ответил Мак-Брайер, – он ревностный и истинно верующий христианин.

– А где и когда вы видели в последний раз эту благочестивую личность? – последовал новый вопрос.

– Я здесь, чтобы отвечать за себя, – заявил с тем же бесстрашием Эфраим Мак-Брайер, – а не затем, чтобы предавать в ваши руки других.

– Мы найдем способ развязать вам язык, – пригрозил

Дэлзэл.

– Если вы найдете способ заставить его вообразить, что он на их молитвенном сборище, его язык развяжется и без нас, – заметил Дэлзэлу Лодердейл. – Послушайте, юноша, отвечайте добром: вы слишком молоды, чтобы взваливать на себя такое тяжкое бремя.

– Я презираю ваши угрозы, – бросил в ответ

Мак-Брайер. – Это не первое мое заточение, и не впервые я принимаю страдания; и как бы молод я ни был, я прожил достаточно долго, чтобы знать, как надлежит умереть, когда меня призовет Господь.

– Допустим, что так; но если вы будете и дальше упрямиться, вам придется подвергнуться кое-каким неприятностям, и вас ожидает нелегкая смерть, – сказал Лодердейл и позвонил в маленький колокольчик, стоявший перед ним на столе.

По этому знаку раздвинулся малиновый занавес, закрывавший нишу или, вернее, одно из тех углублений в стене, которыми изобилует готическая архитектура, и перед глазами присутствующих предстал палач – высокий,

страшный, уродливый человек. Он стоял за дубовым столом, на котором лежали тиски для сдавливания пальцев и железный футляр, носивший название шотландского сапога, – приспособление, применявшееся в те жестокие времена для пытки допрашиваемых. Мортон, не ожидавший увидеть такое жуткое зрелище, содрогнулся от ужаса.

Нервы Мак-Брайера оказались более крепкими. Он спокойно взглянул на это страшное орудие пытки, и если сама природа заставила его кровь отхлынуть на секунду от щек, душевная стойкость принудила ее с еще большей энергией снова прилить к лицу.

– Известно ли вам, кто это? – спросил Лодердейл тихим, глухим голосом, перешедшим под конец фразы в шепот.