Пурга в ночи

— Я очень прошу вас, товарищи, запросить обо мне подпольный комитет партии во Владивостоке, товарища Романа, чтобы рассеялись некоторые недоразумения.

— Мы учтем вашу просьбу, — кивнул Мандриков и сказал Мохову и Оттыргину:

— Вместе на шахту съездите.

Струков направился к двери. Ему хотелось скорее уйти, но он сдерживал себя и шел, опустив голову. Когда за Струковым закрылась дверь, Мальсагов пошутил:

— Был доктор — нет доктора, Бирич совсем на нас обидится.

— Есть у нас доктор! — воскликнул Мандриков, вспомнив о Нине Георгиевне. — У нее, может быть, не так много знаний, но желания…

— Ты о Нине Георгиевне? — догадался Берзин. — Очень правильно.

— Какой же она доктор? — разочарованно протянул Гринчук.

— Настоящий, — вступился за Нину Георгиевну Клещин.

— Бучека и Галицкого выходила, — напомнил Булат.

— По наследству амбулатория передается, — не унимался Гринчук. — От мужа к жене.

— Это к делу не имеет отношения. — Мандриков был недоволен замечанием Гринчука. — К тому же Нина Георгиевна ушла от мужа, не считает больше себя его женой.

— Мода на такое пошла тут, — балагурил Гринчук и осекся. Все почувствовали себя неловко. В лицо Михаилу Сергеевичу бросилась кровь. Он ничего не сказал, сдержался и, быстро подойдя к двери, ведущей в соседнюю комнату, где у Наташи была Нина Георгиевна, позвал ее.

…Счастливая Нина Георгиевна торопилась в амбулаторию. Она едва сдерживалась, чтобы не побежать. Даже предстоящая встреча со Струковым не омрачала ее радости. К амбулатории она подошла в тот момент, когда Струков укладывал вещи на нарту. Оттыргин с закинутой за плечи винтовкой, сидя на корточках, возился с одной из собак упряжки. Заслышав шага, Струков обернулся и, увидев свою бывшую жену, перестал возиться с ремнями.

— Доброе утро, Нина… Георгиевна, — Струков говорил с наигранной приветливой улыбкой.

Ненависть его к Нине Георгиевне не проходила, и он поклялся при случае ей отомстить. Сейчас же ему хотелось снова быть вместе. Нина Георгиевна была красивой и очень желанной. Ночи, проведенные с ней, не забылись и волновали его. Струков не понимал, что ее ласки — это благодарность за то, что он увез ее от страшного прошлого, но он выдал себя и перестал для нее существовать. Она не ответила Струкову на приветствие и быстро прошла мимо. В этот момент из дверей вышел Мохов.

— Ревком доверил мне амбулаторию. Я такая счастливая, Антон.

— Вот и хорошо. — Антон поздравил Нину Георгиевну. — Я очень рад, что так все случилось.

— Я и Наташу переманю сюда, — засмеялась Нина Георгиевна. — Здесь столько работы.

— Желаю вам успеха на, благородном поприще, — вмешался в разговор Струков.

От его взгляда ей стало жутко и даже счастье отступило. Она торопливо попрощалась с Антоном, вбежала в амбулаторию, плотно прикрыла за собой дверь и прижалась к ней спиной. «Какими он смотрел на меня глазами!» — вспомнила Нина Георгиевна, и снова ее охватил ужас. Она услышала голос Оттыргина, покрикивавшего на собак, скрип снега под полозьями нарты. Уехали.

К ней постепенно вернулось хорошее настроение.

У нее есть дело. Правда, знания у нее небольшие, но она будет помогать всем больным, выпишет книги, справочники, руководства. К ней пойдут чукчи, и она их вылечит. О ней, как о хорошем враче, пойдет слух по тундре… Нина Георгиевна размечталась. Заметив, что в амбулатории пыльно, она разыскала тряпки и принялась наводить порядок. Незаметно для себя Нина Георгиевна стала тихонько напевать:

Вот вспыхнуло утро,
Румянятся воды…

Последний раз она пела этот романс, когда ехала сюда и не знала, что этим же пароходом плывет и Михаил Сергеевич. Когда они случайно встретились на палубе, он похвалил ее пение… Нина Георгиевна почувствовала, как загорелись ее щеки. Думать о Мандрикове было приятно.

Если бы она была женой Мандрикова, как бы она его любила, заботилась о нем, помогала ему, а не вела бы себя так, как Елена. Вмешиваться она не может, но и видеть капризы Елены не желает. Ей больно за Мандрикова. Поэтому она переберется сюда, в амбулаторию, и будет здесь жить. Ее сможет здесь застать каждый, кому потребуется помощь. Нина Георгиевна с еще большим рвением взялась за привычную работу.

В воскресное утро весь Ново-Мариинск вышел посмотреть на необычное зрелище. У ревкома стояло около двух десятков упряжек. Собаки нервно позевывали, потягивались и лаяли, часто сцеплялись в рычащие клубки, из которых летели клочья шерсти. Каюры бросались разнимать собак. Но едва удавалось утихомирить лаек в одном месте, как возникала драка в другом. Чем больше проходило времени, тем беспокойнее становились животные. Начинали терять терпение и люди. Накануне члены ревкома объявили, что все воскресенье будут бесплатно возить уголь с шахт, и приглашали к ним присоединиться. Откликнулись немногие. Кроме упряжек Тренева, Рыбина, Оттыргина, Парфентьева, которого заставил приехать Оттыргин, здесь была нарта Бесекерского, Сам он не мог управлять упряжкой и прислал своего приказчика. Так же поступил Бирич. Кулик приехал на самой лучшей упряжке. Было еще несколько упряжек жителей.