Пурга в ночи

— Ваш сынок хотел записку написать, но темно было в бараке, да и карандаша с бумагой у них не оказалось. Так что в другой раз напишут.

— Как они там?

— Плохо, — мотнул головой Кулемин. — Ведь день уголь возили, а жрать им не дали. И еще грозились голодом всех свести. — Кулемин врал, как его научил Малинкин.

Бирич, убедившись, что из сына не получилось ни путного офицера, ни толкового помощника в торговле, охладел к Трифону. Даже его арест оставил старого коммерсанта равнодушным. Сейчас же ему стало жаль Трифона.

Вечером из дому ушла Елена Дмитриевна, взяв с собой вещи и Блэка. Она даже не соизволила сказать, что стала женой вожака большевиков Мандрикова, и они поселились у Нины Георгиевны. Бирич об этом узнал от Груни, он обругал ее самыми грязными словами. «Красивая гадюка», — решил он. В то же время Бирич не мог не признать, что она оказалась ловчее его: обкрутила большевика и теперь, можно, сказать, царица уезда. Ненависть к ней захлестнула Павла Георгиевича, и он поклялся отомстить. Бирич так ушел в свои думы, что позабыл О Кулемине.

— Что же, господин Бирич, сыну-то вашему передать?

— Одну минутку. — Павел Георгиевич прошел в комнату.

Кулемин достал из кармана бутылку и налил водки в стакан, стоявший на столе, но выпить не успел. Вернулся Бирич с деньгами в руках.

— Вот сто долларов передайте сыну, а это вам двадцать за помощь. — Тут Бирич заметил водку. — А это откуда?

— Ладно, — Кулемин сунул деньги в карман и взял стакан. Прежде чем выпить, пояснил: — Из кабака. Ваш же сын послал. Не сладко им там.

Кулемин выпил. Бирич ничего не сказал. Ему уже стало жаль тех денег, что он передал. Он попросил Кулемина минуточку подождать.

— А чего же? Можно. — Кулемин чувствовал себя важной фигурой. Ему льстило, что он оказался так нужен самому Биричу. Правда, раньше коммерсант его не замечал. Каждому свое место. А вот Булат зазнался, забыл, что он тоже шахтер. Думает, если в члены ревкома затесался, то и командовать может. Шиш. Кулемин не позволит. Из дому Биричей он вышел с обидой на Булата. В кармане у Кулемина лежала записка Трифону Биричу.

Если вы Кулемин вышел несколькими минутами раньше, то он бы столкнулся с Оттыргиным и Куркутским. Молодой чукча и учитель, только что поднятый с постели, спешили на окраину Ново-Мариинска, в истрепанную временем и непогодой ярангу Туккая.

В ней было тесно от народа. Жирник освещал потные лица чукчей. Они непрерывно пили чай и обсуждали событие, которого еще никогда не было ни на берегу, ни в тундре.

Все началось днем. К яранге Туккая подошла упряжка Оттыргина. На ней два мешка. За нартой шел Берзин, или, как его называли чукчи, «человек с солнечными волосами».

За ними следило множество глаз, но подойти никто не смел. Ни те, кто постоянно жил на берегу, ни те, кто перекочевал вместе с богачом Тейкелькуте, когда до них дошла весть, что над Ново-Мариинском появился флаг, как заря, а русские посадили многих в дом с железными решетками на окнах. В этом доме в человека вселяется злой дух, как в Туккая, к яранге которого боялись подойти.

Туккай был пастухом у Тейкелькуте, Русские за долги посадили его в тюрьму, немного побили и выпустили, наказав немедленно уплатить долги. Чукчи решили помочь Туккаю и собрали ему мешок пушнины. Он принес ее в управление. Там Туккая похвалили, но предупредили, что он заплатил не весь долг и еще должен им принести, иначе его снова посадят в тюрьму.

Туккай пообещал принести еще пушнину, а дома ему стало очень смешно. А почему, он сам не знал. Встречные люди улыбались Туккаю, и он стал смеяться сильнее, потому что все вокруг него смеялось.

Когда он проезжал мимо тюрьмы, то она смеялась окнами, и Туккай слышал ее голос. Тюрьма говорила ему сквозь смех: «Ты снова будешь во мне сидеть. Ха-ха-ха». Он смеялся над ней. Он знал, что привезет пушнину и никто его не закроет в маленьком холодном ящике с окном, покрытым железной решеткой. Туккай смеялся над тюрьмой, а она смеялась над ним. Глупая, не знала, какой Туккай хитрый.

Над тюрьмой смеялись его собаки. Он никогда не видел смеющихся собак, а тут они были, и это было так смешно, что даже засмеялось солнце, потом земля, нарта и трубка Туккая. Он хохотал так, что пена покрыла его губы.

Так он и въехал в стойбище. Его окружили оленеводы, чтобы узнать, почему такой веселый Туккай? Может быть, он привез веселой воды, но ее не было на нарте.

— Вон как смеется солнце. Ха-ха-ха! — кричал и смеялся Туккай и показывал на солнце, а у самого из закрытых глаз бежали слезы.

Тогда оленеводы поняли, что в Туккая вселился злой дух. От него все убежали. Жена, дети покинули ярангу. Им стало страшно: все стойбище с испугом прислушивалось, как из яранги доносится хохот Туккая. Наступила ночь, а Туккай все продолжал смеяться. Жутко стало оленеводам. Они сидели в своих ярангах и смотрели в огонь, а от смеха Туккая по их спинам бегали мурашки.

Неожиданно смех Туккая оборвался. Оленеводы бросились на улицу и увидели Туккая. Он стоял около своей яранги, размахивая руками перед лицом, и никто не знал, что Туккай пытался снять тюремные решетки.