Пупсик

Когда мы покидали комнату, Астра тронула одну из своих спутниц за плечо. Указала ей на лежавшую у входа дверь. Девица закатила глаза, но промолчала, кивнула. К коляскам, что дожидались нас на улице, мы спустились без нее.

Вместе со мной в коляске разместилась Астра.

— Н…накинь, — сказала женщина. Протянула мне черный плащ.

— Дождь будет?

— Т…ты хотел, чтоб тебя н…не узнали.

Я послушно завернулся в плащ, набросил на голову капюшон.

Астра оказалась неразговорчивой. Я пытался выяснить у нее, куда мы едем, но женщина отвечала уклончиво, ссылалась на то, что скоро сам увижу. Во время поездки она не задала мне ни единого вопроса, а в ответ на мои — либо кивала в ответ, либо отвечала короткими фразами. На протяжении всего пути ее взгляд скользил по сторонам, сканируя местность. Женщина не выпускала из рук пулемет, примостив его на колени и прикрыв куском серой ткани.

Меня везли по знакомым улочкам. Проехали место, где меня сбила лошадь, мимо перекрестка, на котором я вылез из телеги в свой первый день пребывания в этом городе. Громыхая колесами, коляска прокатилась по площади с фонтаном, мимо кафе «У Рябины». Я не почувствовал ни грусти, ни ностальгии при виде ярко освещенного зала, который разглядел за стеклами больших окон. За столами сидели женщины, промелькнул фартук официантки. Я успел посмотреть на балкон третьего этажа, куда еще недавно выходил полюбоваться городом. В окнах моей бывшей комнаты отражалось зарево заката.

— Далеко еще? — спросил я.

— Н…нет. Т…тут, рядом.

Астра не обманула.

Вскоре катившие нашу коляску лошади остановились. Дом, к которому мы приехали, ничем не отличался от своих соседей: три этажа, невзрачный фасад.

Астра толкнула меня в бок.

— Вы…вылезай.

Я послушно спрыгнул на землю, поправил капюшон, размял ноги.

«Могли бы и более приличное место подобрать», — сказал я.

«Зачем? — откликнулся Ордош. — Больным нет разницы, где будут лечиться. Для них сейчас главное — не умереть. А ты не расслабляйся. Не очень-то я доверяю этой Гадюке».

Астра шепнула что-то вознице, выбралась из коляски следом за мной. Огляделась. Приоткрыла дверь подъезда и сказала:

— Входи. Н…нам на самый в…верх.

* * *

Я переступил порог комнаты, остановился. Сощурил глаза, пытаясь привыкнуть к полумраку, в котором очутился после хорошо освещенного общего коридора. Услышал голос Гадюки.

— Здравствуй, Пупсик. Можешь спокойно говорить. Мы заткнули девкам уши. Они тебя не слышат и не видят.

Гадюку я обнаружил в нескольких шагах от себя. Она сидела в кресле около зашторенного окна. Сжимала в руке стеклянный бокал.

Единственным источником света в комнате была толстая свеча. Она стояла на столе рядом с портретом богини Сионоры. На ее фитильке, потрескивая, плясало пламя.

А прямо перед собой, посреди комнаты, я увидел две кровати. На одной лежал ребенок лет пяти — девочка, худая, с темной кожей. На другой — девчонка постарше. Лицо старшей девушки не такое темное, как у младшей. Да и сама она пока не успела превратиться в живой скелет, как в свое время Гадюка. Обе девочки неподвижны. Глаза их прикрыты тканью, руки сжимают веточки липы.

«Вторая точно больна?» — спросил я.

«Без сомнения, — ответил Ордош. — Сидит в ней слепец. Отожравшийся. Похоже, раньше девчонка была толстушкой».

Я окинул комнату взглядом. Увидел пирамиду из птичьих клеток. Куры и голуби.

«Что теперь делать?»

«Не вижу смысла тянуть время. Будем лечить их одновременно».

— Пупсик, тебе что-то нужно? — спросила Гадюка. — Не желаешь бокал вина?

— Нет, — сказал я. — Не хочу затягивать. Считаю, нужно сразу же приступать к лечению. Очень надеюсь, что богиня услышит меня. И не откажется очистить тела несчастных от забравшихся в них тварей.

— Да уж. Мое присутствие тебе не помешает?

— Нет, госпожа, — сказал я. — Но вы не могли бы попросить, чтобы мне дали стул?

— Конечно, Пупсик.

Гадюка просигналила рукой кому-то, кто стоял за моей спиной. И уже через несколько секунд Астра принесла мне деревянный стул со спинкой.

Я поставил его между кроватями, уселся, положил руки девушкам на плечи, заставив младшую вздрогнуть. Погладил девочку по руке, успокаивая. И снова сжал ее плечо.

«Давай, поэт, — сказал Ордош. — Приступаем».

Я повернул лицо к портрету богини, прикрыл глаза, громко сказал:

— Сионора!

И, после паузы, продолжил:

— Погиб поэт! — невольник чести…

* * *

— Они п…поправятся? — спросила Астра.

Я спускался следом за ней по ступенькам. Мы только-только вышли из комнаты, где под присмотром Гадюки спали исцеленные Ордошем девочки.

— Конечно, — ответил я. — Богиня очистила их тела. Завтра девчонки будут чувствовать себя намного лучше.

Астра кивнула.

— Х…хорошо. Их матери ждут в…внизу. В…волнуются.

— Можешь успокоить родителей.

— Г…гадя успокоит, — сказала Астра. — М…мне н…нужно отвезти тебя д…домой.

— Спасибо за заботу.

— Г…гадя так велела.

«И все-таки я не ошибся», — сказал Ордош.

«В чем?»

«В Гадюке».

«Что ты имеешь ввиду?» — спросил я.

«Не по доброте душевной она затеяла это лечение, — сказал Ордош. — Или не только по доброте».

«Почему ты так считаешь?»

«Это были смотрины».

«Что? Какие еще смотрины?»