Пупсик

Вторую сумку долго искать не пришлось, обнаружил ее около стены — почти близнец моей. Вытряхнул ее содержимое в ящик стола и торопливо наполнил пачками герцогинь.

«Тяжелые», — сказал я.

Похлопал ладонями по прижатым к бокам раздутым сумкам.

«Не маленький, донесешь».

В шкафу опустела лишь одна полка.

«Жалко оставлять все это», — сказал я, разглядывая стопки банкнот.

«Жадность — порок, с которым нужно бороться, — сказал Ордош. — Закрывай шкаф. Верни ключ хозяйке».

«Зачем?»

«Так надо, дубина. Действуй! И хватит ковырять в носу, нас время поджимает! Девка у ворот скоро очнется».

Я вздохнул, прикрыл дверку, пряча от своего взгляда оставшиеся в шкафу деньги. Дважды провернул ключ в замке и, вернувшись к кровати, повесил тесьму с ключом на шею Кошки. Интересно, понимает ли та, что мы ее грабим?

«Уходим?» — спросил я.

«Не так быстро».

Мои мышцы расслабились, ноги подогнулись, и я мешком упал на пол комнаты поверх сумки с монетами. Колготки не смягчили встречу головы с деревянным паркетом. Удар ошеломил меня, потемнело в глазах.

Оправившись от неожиданности, я обнаружил, что не могу пошевелиться.

«Что это? — спросил я. — Опять ты?»

«Полежи, Сигей. Не мешай мне».

Я почувствовал, что Ордош сотворил заклинание. Лежавшая на полу неподалеку от моего лица липа вздрогнула, зашуршала листьями, взлетела в воздух. Веревка, прижимавшая ее ветви к стволу, осталась на паркете.

«Ты что делаешь?» — спросил я.

«В твоей памяти я нашел чудесное изречение о том, что за свою жизнь мужчина должен построить дом, посадить дерево и воспитать сына, — сказал Ордош. — Я не строил дома. У меня никогда не было детей. Так что я решил начать с дерева».

«Что это значит?»

Колдун не ответил.

Руна на моем животе впитала тепло чьей-то жизни.

«Ты что творишь?!» — сказал я.

Через несколько секунд руна нагрелась снова.

«Колдун!»

И еще раз.

«—!!!»

И еще…

* * *

«Вставай, хватит валяться, — сказал Ордош. — Пора уходить отсюда».

Я пошевелил рукой. Убедившись, что могу двигаться, перевернулся на живот. Путаясь в плаще, встал на колени.

«Девятнадцать жизней! — сказал я. — Колдун, ты убил девятнадцать раз!»

«Не ной. Это все были кошки. И почти половина — четвероногие».

«Зачем?!»

«Так нет же крыс! — сказал Ордош. — Второй этаж. До подвала я не дотягиваюсь».

«Но зачем понадобилось убивать?!»

«Да потому что я не собираюсь уходить из города! — сказал Ордош. — Или ты забыл, что это наше герцогство?! Наша теща здесь правит! И мы не можем позволить себе сбежать от каких-то баб, возомнивших себя страшными бандитами! Это нанесет урон нашей репутации!»

«Что ты несешь?»

«К тому же, я хочу посетить библиотеку, о которой говорила Липа. И разобраться в устройстве накопителя».

Придерживая руками тяжелые сумки, я поднялся на ноги. И застыл, пораженный увиденным.

Я даже помыслить не мог, когда согласился принести сюда дерево, что колдун сотворит с ним такое!

«Не вздумай блевать!» — сказал Ордош.

Я увидел липу. Ее ветви с похожими на сердечки листьями больше не прижимались к стволу. А само дерево возвышалась над кроватью, словно мачта над плотом, основанием ствола погрузившись в живот Кошки.

Поза женщины осталась прежней: ноги чуть согнуты в коленях, руки вдоль тела. Но внешний вид Кошки изменился: корни дерева, отросшие за те минуты, которые я провел без движения, пронизывали ее тело, оттопыривая пижаму, выглядывая из глазниц, рта и ушей. На лбу женщины алел символ сердца.

«Что… что ты натворил?!» — сказал я.

«Это сделали не мы, дубина, а богиня Сионора!»

«Причем здесь богиня?» — спросил я.

«А кто еще способен такое сотворить? — сказал Ордош. — Любовь — серьезная штука. А Сионора — серьезная тетка. И пусть только попробует кто-нибудь в этом усомниться! Теперь весь город узнает о том, что случится, если разозлить богиню любви».

Глава 11

— Пупсик! Эй, Пупсик, проснись!

«Это становится традицией», — сказал Ордош.

Если бы не слова колдуна, подумал бы, что это часть моего сна: я чувствовал, как Елка постукивает меня ладошкой по ноге, призывая открыть глаза. Ее голос звучал на фоне привычной утренней песни «Урчание двигателя» в исполнении хора голубей.

Заставил себя разлепить веки и тут же зажмурился от яркого дневного света.

— Что случилось? — спросил я.

— Куда ты дел свое дерево?

— Что?

Елка стояла рядом с моей кроватью в том же минимальном наборе одежды, в котором легла вчера спать. Судя по виду, проснулась она недавно: розовые полосы на груди и щеке, взъерошенные волосы.

— Чо ты сделал с деревом, говорю?

— Каким?

Я засмотрелся на мускулистое тело девушки, не сразу сообразив, о чем та меня спрашивает.

— Эй, проснись! — сказала Елка. — Липу свою куда подевал?

Я вспомнил, что произошло ночью, и навеянные грудью Елки желания отошли на второй план.

Приподнял голову и посмотрел туда, где ночью после работы примостил липу. Дерево, разумеется, не увидел. Отогнал воспоминание о том, как выглядывали корни липы из тела Кошки. Изобразил на лице удивление.

— А где она?

— Ты чо, у меня спрашиваешь?

— А у кого мне спрашивать? — сказал я. — Ты уснула вчера позже меня. Проснулась сегодня раньше. Нас обокрали?

— Прикалываешься? — спросила Елка.