Пуговица

И вот теперь у меня оставался час до записи передачи, которую я раньше никогда не смотрел, и над которой лила слезы моя матушка, — передача называлась «Ищу тебя». Как мне сказали, она популярна чуть ли не во всех точках земного шара. Раньше я никогда бы не отважился на такой странный для себя шаг. Но сейчас я не думал о том, что меня могут увидеть мои студенты или коллеги. Пусть видят! Мне наплевать. Как и наплевать на то, что мое лицо разукрашено синяками.

На передачу я попал по большому блату, использовав все свои связи. Ждал несколько месяцев, нервничал. И вот теперь должен ехать в студию. Я допил кампари, бросил на стол деньги и пошел ловить такси.

У входа меня уже ждали менеджер и одна из младших редакторов программы — о моем визите их предупредили.

— Денис Владимирович? — вежливо переспросил менеджер, старательно скрывая свое удивление по поводу моей «боевой раскраски». — Очень приятно, проходите. Сейчас поднимемся на шестой этаж в гримерку, а потом на третий — в студию. Начало через полчаса.

На шестом было несколько гримерок, но народ толпился у одной в ожидании своей очереди припудрить нос. В основном здесь были бабушки и женщины бальзаковского возраста. Они возбужденно пересказывали друг другу свои душещипательные истории. Меня передернуло. Не хватало еще и мне стать в эту скорбную очередь! Слава Богу, меня повели в другую, свободную комнату — очевидно, для «избранных».

— Это — Леночка, наш гример, — представила мне редактор приятную молодую девушку в белом халате. — Она вас немножечко подправит, а потом, пожалуйста, спускайтесь в студию. Я провожу вас на ваше место.

Я сел в кресло перед зеркалом. Обе они смотрели на меня с удивлением и любопытством. И это тоже раздражало.

— Где это вас так?.. — сочувственно спросила Леночка.

— Шел, поскользнулся, упал. Очнулся — гипс… — ответил я.

Девушка улыбнулась, кивнула и открыла огромную коробку с гримом.

— Сейчас будете как новенький!

Потом она работала молча. Я был ей за это благодарен и даже прикрыл глаза. После утренних гонок по городу, драки в бункере и бокала кампари меня разморило. Я не представлял, как сяду перед камерой, что буду говорить. Мне хотелось подняться и потихонечку уйти. Но я не мог. Я должен был поставить точку.

Спустя несколько минут я не узнал себя: из зеркала на меня смотрела вполне пристойная физиономия импозантного мужчины с романтической синевой под глазами.

— Ну как? — с гордостью рассматривая плоды своего труда, спросила Леночка.

— Замечательно! Вы просто кудесница! — похвалил я, вставая с кресла.

— Вам — на третий, — напомнила девушка. — Удачи!

Я спустился по лестнице, выкурил в холле пару сигарет и направился в студию, которая уже гудела, словно улей. Меня быстро проводили на место — оно оказалось, как и договаривались, в первом ряду — и проинструктировали, когда я должен буду вступать в разговор. Я огляделся: почти все женщины держали в руках платочки и фотографии, — и снова поежился. Руководитель проекта вышла в центр студии и дала последние наставления — по какому сигналу аплодировать, в какие камеры смотреть, как проходить к столу ведущих…

— Все! Внимание! Камера! — скомандовала наконец она и, подняв в воздух растопыренную пятерню, начала загибать пальцы. — Пять, четыре, три, два… Начали!

Аудитория как безумная захлопала в ладоши, и под этот оглушительный звук из-за пестрого задника, оклеенного фотографиями, вышли двое ведущих — пожилой мужчина и молодая актриса, успевшая засветиться в нескольких сериалах. Говорили они душевно. Ведущий сидел за столом, девушка бегала по залу с микрофоном. Женщины поднимали вверх фотографии своих родных и близких, которых хотели разыскать, и умоляли их вернуться. Я с ужасом ждал той минуты, когда микрофон окажется перед моим носом. И это наконец произошло.

— Кого ищете вы? — тоном доктора произнесла актриса, и весь зал и кинокамеры уставились на меня. Я заставил себя достать из кармана фотографию… Текст написал заранее и выучил его наизусть. Мне не хотелось быть слишком сентиментальным, поэтому текст прозвучал довольно сухо: имя, фамилия, год рождения, дата исчезновения. И в конце — то, что говорили другие: «Если кто-то встречал или может что-то сообщить — прошу звонить по телефону…» Когда произносил все это, чувствовал себя глупым попугаем. Ужаснее всего было то, что общий настрой аудитории охватил и меня. Мое горло сжалось, голос предательски задрожал, и я, как и все другие, выдохнул в микрофон: «Лика, если ты меня слышишь — возвращайся!»

…Я вернулся в гостиницу поздно вечером. В номере было холодно. Залез с головой под одеяло, а сверху на голову положил подушку, чтобы не слышать звуков, доносившихся из коридора. У меня был обратный билет на утренний поезд, и я попытался заснуть. То, что произошло сегодня, казалось мне еще более безнадежным, чем все предшествующее. Участие в народном телешоу стало последней точкой в поисках. Я должен был ее поставить. Бессмысленную и трагикомическую…

2