Пугачев

— Для чево осмелились вооружаться против меня? — грозно вопросил Пугачев. — Вить вы знаете, што я — ваш государь. Ин на салдат нельзя пенять, что оне простые люди, а вы — афицеры и легуру знаете. Аты, — обратился самозванец к Чернышеву, — полковник, да нарядился мужиком. А кабы ты был в порятке, то б можно тебе попасть было в Оренбурх. Вить у тебя была пехота. И за то я тебя и всех вас велю повесить, чтоб вы знали свово государя.

Пугачев тут же приказал Овчинникову вздернуть офицеров. В тот день было повешено более тридцати человек. Причем сведения о том, как вели себя пленные офицеры перед казнью, противоречивы: согласно показаниям Тимофея Мясникова, они со слезами просили пощады у самозванца, а если верить протоколам допросов Ивана Почиталина и самого Пугачева, офицеры перед смертью ничего не говорили. Почитал ин еще добавил, что приговоренные «шли к виселице полумертвыми»[358].

Отряд Чернышева был ликвидирован, но самозванцу было известно, что к Оренбургу движется бригадир Корф, а потому он выслал разведывательную группу «в числе четырех человек» под начальством Якова Пономарева, чтобы «Корфа стеречь». Однако весть о приближении противника пришла к повстанцам явно в неподходящий момент. На следствии Пугачев вспоминал: «…обольстясь толь важною победою (над Чернышевым. — Е. Т.), я пооплошал, ибо дал приказ всем людям толпы моей абедать». Разумеется, обед сопровождался обильной выпивкой. В это-то время от Пономарева прибыл казак с известием о приближении неприятеля. Повстанцы во главе с Андреем Овчинниковым попытались не допустить Корфа в город, но было поздно. К тому же Корф, получив вести о судьбе Чернышевского отряда, пошел к Оренбургу другой дорогой. Бунтовщики настигли и атаковали его только у самого города, но были отбиты. Во время боя был убит не раз посылавшийся на разведку казак Яков Пономарев. Из показаний Зарубина-Чики получается, что именно он, а не Пономарев должен был «с пятью человеками» разведать, сколь «велика» команда, идущая к Оренбургу, однако, «напившись пьян», никуда не поехал, «чрез что означенная команда в Оренбург и прошла». Пугачев намеревался казнить Зарубина, «но старшины об нем упросили»[359].

Получив подкрепление примерно в 2400 человек регулярных и нерегулярных, осажденные решили на следующий же день напасть на повстанцев. Корпус, направлявшийся против «злодеев», возглавил оренбургский комендант Валленштерн. В его распоряжении было около 2500 человек и 26 орудий. Однако боевой дух у подкрепления, видимо, был не лучше, чем у местного гарнизона. По крайней мере, уже известный нам Федор Сукин писал: «…большая часть пришедших с Корфом весьма худоконны и на сражение вовсе не годны». Тем не менее отряд Валленштерна двинулся на пугачевскую столицу. Но застать бунтовщиков врасплох не удалось — навстречу вышел повстанческий отряд примерно в десять тысяч человек при сорока орудиях. Восставшие открыли ураганный артиллерийский огонь по правому крылу правительственных войск, а многочисленная пугачевская конница довершила успех. В результате Валленштерну пришлось отдать приказ построиться в каре для отступления. Бунтовщики выкатили пушки на прямую наводку и стали в упор стрелять по отступающим, «через что в большое замешательство всё войско пришло и скорым маршем под прикрытие своей крепостной артиллерии поспешили в город». Для поддержки отступающих губернатор выслал отряд яицких казаков во главе с Мартемьяном Бородиным, который остановил пугачевскую атаку, заставив бунтовщиков отойти на исходные позиции[360].

Противники восставших утверждали, что потери бунтовщиков значительно превосходили потери правительственных сил, со стороны которых «по ведомости обер-коменданта, урону было: побитых регулярных и нерегулярных людей 32, да раненых 93 человека; а в злодейской толпе более нежели в четверо». Но как бы ни обстояло дело с потерями на самом деле, главным итогом дня был провал наступления отряда Валленштерна. Правда, будто бы удалось захватить в плен ближайшего пугачевского сподвижника Шелудякова — об этом писали П. И. Рычков и другие люди, находившиеся в то время в Оренбурге. Однако, как верно замечает Р. В. Овчинников, из показаний повстанцев, в том числе и самого Пугачева, ничего не известно о таком сподвижнике самозванца. Нет упоминаний о важном пленнике и в документах Оренбургской губернской канцелярии за ноябрь 1773 года. И всё же, похоже, такой бунтовщик 14 ноября и вправду попал в плен к правительственным войскам. Капрал Василий Тиманов и казаки Михаил Ховрин и Иван Воротников 23 ноября в яицкой комендантской канцелярии упомянули о яицком казаке-повстанце Никите Шелудякове, захваченном «под Оренбургом при сражении». Возможно, под пыткой, не стерпя мучений, он и назвал себя ближайшим пугачевским сподвижником[361].