Пугачев

Пугачев и после разгрома 21 мая сумел ускользнуть от Деколонга. С отрядом, насчитывавшим, по разным данным, от трехсот до трех тысяч человек, и с одной пушкой самозванец бросился по направлению к Челябинску. Разумеется, его пытались догнать, но безуспешно: у бунтовщиков, в отличие от преследователей, имелись свежие лошади. Причем Пугачев смог не только уйти от погони, но еще и в течение суток пополнить свой отряд[665]. Однако уже на следующий день самозванца постигла новая неудача.

Подполковник Михельсон, находясь в Кундравинской слободе в 70 верстах к юго-западу от Челябинска, узнал, что бунтовщики разбиты Деколонгом. «Опасаясь, чтоб он (Пугачев. — Е. Т.) не бросился вновь бы по заводам или к Челябе для соединения с тамошними бунтующими башкирцы», Михельсон «с поспешением пошел к Нижне-Увельску». Выйдя из леса неподалеку от деревни Лягушиной «между Кундравой и Варламовой слободами», Михельсон увидел, что навстречу ему движется довольно значительный отряд, и выслал конный разъезд, чтобы выяснить его принадлежность. Поначалу отряд этот приняли за корпус Деколонга, ибо не могли предположить, чтобы после столь сокрушительного поражения Пугачев имел такое большое войско (в донесении Михельсона Щербатову от 23 мая говорилось, что пугачевцев было «по самой меньшей мере 2000 человек», а в военно-походном журнале Михельсона утверждалось уже, что «по последней мере 2500 человек»). То, что это было именно войско Пугачева, выяснилось, когда повстанцы напали на разведчиков Михельсона[666].

Завязался бой. Пугачев на следствии показал: «…я у Михельсона сперва пушки все отбил и ево корпус тем привел в замешательство. Однако он справился и всю свою артилерию воротил и меня разбил начисто, так что не осталось у меня ни одной пушки, а людей спаслось самое малое число». На другом допросе самозванец уточнил, что у него «осталось только с пять сот человек»[667].

Из донесения Михельсона главнокомандующему Щербатову от 23 мая вырисовывается несколько иная картина: «…Злодеи, спешивши половину своей толпы, бросились прямо на мои пушки и, невзирая на сильный урон, подошед, ударили в копья, однако нашими штыками были приняты хорошо. А Пугачев своею конницею старался ворваться ко мне во фланг и, имев удачу, смять бывшую на том фланге часть иноверческой команды, шитая себя победителем, бросился в разсыпку». Тогда Михельсон «приказал всей кавалерии итти прямо в атаку на злодейский фронт, а сам, взяв с собою свой эскадрон и изюмских гусар, ударил на изменника и на сообщников его, яицких казаков, с такою удачею, что злодеи, сколь ни старались усиливаться, были обращены в бег…». Согласно тому же донесению, во время боя и преследования было убито по меньшей мере до шестисот бунтовщиков, «живых взято до 400 человек». Михельсон утверждал, что среди погибших был и атаман Белобородов (кстати, после боя под Троицкой крепостью то же самое утверждал и Деколонг). Однако екатерининские военачальники рано хоронили Белобородова — он вместе со своим «амператором» и еще каким-то числом бунтовщиков спасся бегством[668].

Казалось бы, после двух столь тяжелых поражений догнать и добить самозваного «царя» с его немногочисленной армией уже не составляло большого труда. Однако судьба вновь оказалась милостива к беглому донскому казаку. Хотя Михельсону и удалось настичь пугачевцев в начале июня, самозванец ушел от преследования без серьезных потерь, а затем неожиданно для властей появился в Прикамье. На Урале и в Прикамье его армия значительно пополнилась как русскими крестьянами, так и башкирами, удмуртами, черемисами (марийцами), татарами. 10 июня Пугачев захватил Красноуфимск, а на следующий день вступил в бой с отрядом кунгурского гарнизона во главе с подполковником А. В. Поповым (Паповым). Хотя отряду Попова пришлось отступить, повстанцы не пошли к Кунгуру, а повернули на запад и 18 июня появились у прикамского пригорода Осы. После трехдневных боев и переговоров пригород сдался. Далее Пугачев двинулся на Казань, по пути захватывая и разоряя заводы. Вблизи Казани он появился 11 июля во главе двадцатитысячной армии[669].