Пугачев

Странной казалась эта неожиданная приверженность к родному очагу у людей, вот уже столько месяцев порвавших с семьями, с привычным бытом, ежеминутно рисковавших жизнью. Пугачев разгневался и вскричал: «Ну, дак куда ж вы советуете?» Казаки сказали, что надо пойти вверх по Волге. Это была совершенно невероятная идея: бежать в голодные места, где рыскают правительственные отряды. Пугачев сперва возражал, но поневоле согласился. В сущности, он находился в плену у тех людей, над которыми раньше властвовал. Он знал, что они его не отпустят от себя, и вынужден был следовать туда, куда ему прикажут. Пугачев почувствовал, что его толкают в пропасть, но выбора не было и где-то в глубине души еще тлела искра надежды — авось удастся уйти.

По дороге к казакам хотело пристать много разных людей. Может быть, если бы инициатива руководства еще находилась в руках Пугачева, он воспользовался бы этим, и пламя восстания разгорелось бы снова. Но предатели гнали прочь всех посторонних.

Несколько томительных дней скитались казаки по степи, голодные и усталые. Изменники не отпускали Пугачева ни на шаг. Он ехал молчаливый и грустный. Добрались до маленьких степных речек — узеней. В последний раз Пугачев попробовал отстоять свой план действий. Волнуясь и спеша, краснея и бледнея, он предложил поехать за Каспийское море, поднять там новое восстание; он горячо возражал против гибельного намерения вернуться в Яицкий городок, он уговаривал итти назад, на Москву, он предлагал различные пути. Казаки не соглашались, Пугачев окончательно понял, что он в плену.

Улучив минуту, когда около Пугачева были только люди, посвященные в предательство, казаки бросились разоружать его.

— Што это? Што вы вздумали? На кого вы руки подымаите? — смертельно побледнев, прерывающимся голосом проговорил Пугачев и начал уговаривать: — Ай, робята! Што вы ето вздумали надо мною злодействовать! Вить вы только меня погубите, а то и сами не воскреснете. Полно, не можно ли, детушки, етова отменить! Напрасно вы меня губите»^{193}.

Уговоры не помогли. Но и в этом состоянии упадка духа, ощущения близкого конца Пугачев не потерял чувства личного достоинства: шашку, нож и патронницу он согласился отдать не рядовому казаку Дурнову, а «полковнику» Федулову.

У Пугачева еще тлела надежда найти в Творогове защитника, он уговаривал его «кинуть это дело» — не помогло. Тогда он пустился бежать, его нагнали. Поехали дальше. Пугачев не оставлял мысли о спасении. На привале, воспользовавшись оплошностью казака, он схватил лежавшие на земле пистолет и шашку и напал на предателей; его обезоружили, связали и бросили в телегу, где сидели горько рыдавшие жена Устинья и сын.

В ночь с 14 на 15 сентября 1774 года Пугачева доставили в Яицкий городок и сдали властям. Он поражал всех бодростью духа и неустрашимостью. На допросе гордо заявил, что мечтал «умереть славно», и думал, что если не удастся стать царем, то «умереть на сражении: ведь все же я смерть заслужил, так похвальней быть со славою убиту»^{194}. Его заковали в ножные и ручные кандалы, посадили в клетку и поволокли в Москву, с предписанием содержать строго «и с поруганием».

Тринадцатого сентября в Яицкий городок пришел в качестве пленника отставший от Пугачева на Волге Афанасий Перфильев.

Долго скитался по приволжским степям отбившийся от пугачевцев Дубровский. Голодный и оборванный, он хотел «прилепиться к добрым людям». Его поймали, отправили в Астрахань, пытали в Царицыне, пытали в Саратове. Правительство ждало, что Дубровский даст важные показания потому что считало его «всех умнее». Дубровский не оправдал ожиданий: не выдержав пыток, он умер в Саратове. Так кончили многие. Власти признавались, что «некоторые приличившиеся в важных преступлениях колодники от изнурительного их содержания умирают»^{195}.

Все крупнейшие руководители восстания теперь находились в руках правительства. Но главное — Пугачев в плену! В Оренбурге дворяне и купцы, офицеры и чиновники передавали друг другу радостную весть, целовались и веселились, как в большой праздник. «Русский Расин» А. Сумароков сочинил по этому поводу специальную оду. Поэт жаждал небывалой мести:

Отбросил ты, разбойник, меч
И в наши предан ныне руки,
То мало, чтоб тебя сожечь
К отмщению невинных муки.
Но можно ль то вообразить,
Какою мукою разить,
Достойного мученья вечно!

Восстание кончилось. Еще бродили по Поволжью, по Воронежскому и Тамбовскому районам крестьянские отряды, еще пылали помещичьи усадьбы, еще волновались киргизы и башкиры, еще шла молва о том, что Пугачев пойман, но на его место встал грозный Заметайло или Метлин, который решительно выметет дворян, приказных, воевод и судей неправедных.