Пугачев узнал, что на помощь Царицыну идут новые войска. Вступить с ними в бой он не решался: яицких казаков, пользовавшихся наибольшим его доверием и составлявших самую боеспособную часть армии, осталось уже мало, а с плохо вооруженными и необученными военному делу крестьянами выступить против регулярных правительственных частей казалось ему опасным. Пугачев оставил Царицын в стороне и пошел на Черный Яр, чтобы оттуда пробраться в Яицкий городок и там зазимовать. О том, что будет дальше, Пугачев не думал, «по пришествии же зимы куда иттить был намерен и какое еще зло делать о том никакого размышления на скверное его сердце не приходило»{190}.
Приближалась развязка: Дон не поддержал восстания, сзади нагоняли правительственные отряды, а тут еще неудача под Царицыным. Боевой дух пугачевцев ослабел. Снова среди приближенных Пугачева пошли разговоры о том, что, может быть, их ведет вовсе не император.
Донцы просто ушли от Пугачева, подпилив колеса в лафетах и заклепав пушки. Среди оставшихся усилились сомнения. Рассуждали о том, что донцы отстали, потому что узнали в командире своего земляка, простого казака. Кто-то рассказал, как во время переговоров Пугачева с сидевшими в Царицыне казаками один из них крикнул: «Емельян Иванович, здорово!» «Сии переговоры, — показывал Творогов, — привели нас в такое замешательство, что руки у всех опустились и не знали, за што приняться»{191}.
С разных сторон к Царицыну сходились правительственные отряды. Пугачев быстро уходил от них, но Михельсон настигал его. Он разбил плывшие по Волге суда, наполненные повстанцами, в большинстве рабочими.
Двадцать третьего августа Пугачев вступил в немецкую колонию Сарепту. Немцы-колонисты бежали еще раньше.
Желая поднять настроение своих приближенных, Пугачев наградил их высокими чинами: Овчинникова чином генерал-фельдмаршала, Перфильева — генерал-аншефа, Творогова — генерал-поручика, Дубровского — обер-секретаря военной коллегии и т. д. Но все это было бесполезно. Боевая энергия повстанцев пала, 24 августа Михельсон настиг Пугачева у Сальникова завода. Пугачевцы отстреливались из пушек, но их смяла вражеская кавалерия и пехота. В донесении об этом сражении Михельсон с благодарностью отметил действия донских и волжских казачьих атаманов, мещерятских и башкирских старшин. Пугачевцы отступили. Напрасно старался Пугачев остановить бегущих, напрасно метался он в толпе и кричал: «стой, стой!..» Поражение было полное и решительное: две тысячи пугачевцев было убито, шесть тысяч взято в плен, остальные разбежались, многие утонули в Волге. Сам Пугачев с группой сподвижников, с несколькими сотнями бойцов спасся бегством.
Положение было безвыходным. Со всех сторон Пугачева окружали правительственные части. Руководство передовыми отрядами принял генерал-поручик Суворов, тогда только начинавший свою карьеру, но уже получивший славу выдающегося военачальника в войнах с Турцией и Польшей. Целая армия с лучшими полководцами выступила против Пугачева, сжимая его все более суживающимся кольцом.
Пугачев бежал к Черному Яру. В дороге посоветовались, и Пугачев решил пробраться на Яик, оттуда в Иран. Ряды пугачевцев таяли: на луговую сторону Волги Пугачев переправился с небольшим отрядом. Несколько десятков казаков, среди них Перфильев и Трофимов-Дубровский, не могли переправиться из-за усталости лошадей.
Пугачев и его спутники поняли, что подошел конец. О продолжении борьбы нечего было и думать. Надо спасаться. Но как? Для Пугачева был только один путь спасения: бежать из России. Для пугачевских командиров более реальной и верной представлялась другая перспектива: купить прощение правительства, предав Пугачева.
Предательство сулило немалые выгоды. Панин обещал десять тысяч рублей тому, кто доставит правительству живого Пугачева и пять тысяч за мертвого. За выдачу Пугачева обещано было, кроме денежной награды, освобождение от всяких государственных податей, поборов, рекрутчины. Как удержаться от таких соблазнов? С этого момента боевыми помощниками Пугачева овладела одна мысль: как выдать вождя восстания? Главным предателем стал Творогов. Он нашептывал Федулову, Чумакову, Железнову и другим, что их командир вовсе не император, что он неграмотен, что донцы узнали в нем своего земляка, что нужно его захватить, связать и отдать законным властям. Хотя предатели не показывали вида, но Пугачев понял, что творится неладное. Он выдвинул план ухода к запорожским казакам и натолкнулся на отказ. «Нет, ваше величество! Воля ваша, хоть головы руби, мы не пойдем в чужую землю! Што нам там делать! Тогда Пугачев высказался в пользу ухода в Сибирь или к калмыкам. Опять отказ: «Нет, батюшка, мы и туда не ходоки с вами! Куда нам в такую даль забиваться?
У нас есть жены и дети»{192}.