Пугачев

Атмосфера была накалена до крайней степени. Совсем недавно, в 1771 году, над Москвой прокатился короткий, но страшный гром «чумного бунта». В Москве еще очень хорошо помнили, как во время бунта разъяренная толпа убила архиерея Амвросия и обратила в бегство солдат. Москва и подмосковные усадьбы были наполнены крепостными крестьянами, дворовыми и рабочими людьми.

«Вся подлость и чернь, а особливо все холопство и наши слуги, когда не въявь, так в тайне, были сердцами своими злодею [Пугачеву] преданы и в сердцах своих все бунтовали и готовы были, при малейшей возгоревшейся искре, произвесть огонь и полымя»^{170}, — писал наблюдательный современник, помещик Болотов.

Московские власти были уверены, что Москве угрожает непосредственная опасность от Пугачева, и поспешили принять экстренные меры защиты.

Решили разделить город на части, во главе каждой поставить наделенного диктаторскими полномочиями сенатора, стянуть в Москву войска. Собирались напечь хлеба и насушить сухарей на случай возможной осады, приготовить достаточное число повозок для эвакуации, весь порох с ближайших пороховых заводов перевести в Москву. Призвали московских жителей к повиновению начальникам и к борьбе против восстания, для чего хотели снабдить москвичей, особенно «благородных», оружием. По дорогам, ведущим в Москву, расставили караулы; то же сделали в Гороховце, в Туле, Шуе, Ярославле, Кашире, Коломне, Серпухове. В последнем, внутри города, понаделали рогаток, организовали при них постоянную караульную службу, через каждые десять дворов устраивали по ночам заставы, с предписанием задерживать всех «шатающихся», «низкого состояния людей» и всех, «кто будет кричать и песни петь», следить за всеми выезжающими, проезжающими и особенно приезжающими.

В страхе перед заезжими агитаторами, «прелестны ми письмами» и «лживыми разглашениями» усилили шпионаж и тайную разведку. В разведчики выбирали людей «надежных» — из офицеров, дворян и «доброго» купечества. В ряде уездов упразднили перевозы через Оку и другие реки. Волоколамский воевода распорядился отобрать у всех крестьян охотничьи ружья и винтовки с пулями, порохом и дробью. Воеводам городов Московской губернии предписывалось свезти денежную казну в Москву «или куда удобнее будет», собрать предводителей дворянства на специальные совещания о мерах обороны от Пугачева.

Екатерина приказала дать Тульскому оружейному заводу заказ на 90 тысяч ружей. Этим заказом правительство пыталось сразу убить двух зайцев: оружие пригодится против повстанцев, а тульские мастеровые, получив работу, «года на четыре — шуметь не станут»^{171}.

Екатерина посоветовала также московскому главнокомандующему князю Волконскому предложить дворянам, «кои надежны быть могут на своих людей», вооружить их.

Помещики Московской губернии начали формировать для своей защиты отряды из крепостных, вооружать их, обучать военному строю. Старались держать в тайне истинные причины военных приготовлений, а крепостным говорили, что их готовят против турок, против поляков. Помещики боялись, что крестьяне «первые готовы будут к нему [Пугачеву] предаться и против самих же нас обратить оружие свое»^{172}.

Но вооружаемые Болотовым люди узнали о том, куда их собираются отправить. Помещик обратился к ним с речью, чтобы дрались хорошо. «Да, — сказал один из крестьян, злодейски усмехаясь, — стал бы я бить свою братию! А разве вас бояр так готов буду десятерых посадить на копье сие»^{173}. Дворяне Коломенского уезда приступили было к набору, но крестьяне Броницкой волости отказались дать людей.

Дворяне боялись вооружать крепостных. К тому же надобность в этом миновала: 23 июля в столице узнали о заключенном две недели назад мире с Турцией. «Общее уныние» (этими словами английский посол сэр Роберт Гуннинг характеризовал столичные настроения) сменилось уверенностью и спокойствием: освобождалось многотысячное войско, которое можно было двинуть против Пугачева. Из-за Буга, из-за Дона, из Крыма навстречу Пугачеву направили целую армию. «Противу воров столько наряжено войска, что едва страшна ли таковая армия и соседям была»^{174} — писала Екатерина. Успокаивающе подействовало на дворян и назначение графа П. Панина главнокомандующим войсками, призванными ликвидировать восстание. Хотя сама Екатерина не любила Панина, но он был популярен в дворянских кругах, твердо полагавших, что именно Панин положит конец страшному восстанию.

Под влиянием всех этих событий русское дворянство заметно приободрилось: появилась перспектива покончить с опасным врагом, грозившим подорвать самые основы дворянско-крепостнической монархии.

Но наиболее успокаивающе подействовал на встревоженные дворянские умы тот оборот событий, который наметился в середине 1774 года на пугачевском фронте.

ВОССТАНИЕ КАЗАНЬ — МОСКВА