Пудра и мушка

– Как, сэр, вы уже вернулись? – спросила она с нарочитым ехидством, и на ее щеках заиграли ямочки.

– Да, – ответил Филипп. – Кажется, что отсутствовал целую вечность! Не меньше десяти лет, Клеона!

– Мне показалось, десять дней, и ни минутой больше!

– И только-то? – спросил он. Щеки Клеоны слегка порозовели.

– А что еще? – смутилась девушка. – Больше ничего. Глаза Филиппа победно заблестели.

– Ага! Значит, вы считали, Клеона!

Озорной взор девушки сразу потух, она надменно надулась.

– Как это… Как это чудовищно!

– Что «чудовищно», дорогая Клеона?

– Как это дерзко, бесстыдно, – закончила она. – Я больше видеть вас не хочу!

Чтобы придать последней фразе еще большую убедительность, она захлопнула створки окна и скрылась в глубине комнаты. Конечно, она тут же смягчилась и поскакала по лестнице вниз в гостиную, где вновь обнаружила мистера Жеттана, раскланивавшегося перед ее матерью.

Девушка сделала реверанс и позволила молодому человеку слегка прикоснуться губами к кончикам своих пальцев. Затем она уселась в кресло рядом с мадам Шартери. Мать погладила дочь по руке.

– Видишь, детка, Филипп вернулся из города и даже ни словом не обмолвился, как он там развлекался! Клеона подняла глаза и уставилась на Филиппа.

– Мама, вы же знаете, он никогда ничего не рассказывает. Филипп у нас такой правильный и положительный.

– Ну же, – сказала матушка, – Филипп, давай-ка, расскажи нам все! Неужели тебе не повстречалась красавица, которая свела тебя с ума?

– Нет, мадам, – ответил Филипп. – Я совершенно равнодушен к размалеванным светским дамочкам. – Он не переставал пожирать глазами Клеону.

– Я полагаю, что вы еще не слышали новость? – спросила Клеона, так как пауза немного затянулась. – Разве сэр Моррис вам ничего не говорил?

– Нет. Что это за новость? Хорошая?

– Кому как, – ответила Клеона. – Мистер Банкрофт возвращается! Что скажете? Филипп напрягся.

– Банкрофт? Сын сэра Гарольда?

– Да, его зовут Генри. Разве это не мило? Подумать только, его не было почти целых восемь лет! Ему уже наверное, – она стала считать, загибая свои пальчики с розовыми ноготками, – двадцать шесть, нет, наверное, двадцать семь лет. О, как мне любопытно посмотреть на него!

– Гм! – закашлялся Филипп, в его голосе не было ни малейшего энтузиазма. – А что он здесь забыл? Клеона прикрыла глаза длинными ресницами, чтобы скрыть мелькнувшую в них смешинку.

– Конечно же, посмотреть, как поживает папа. Ведь столько времени прошло!

Филипп издал звук, напоминающий лошадиный храп.

– Держу пари, есть более веские причины! А то с какой стати ему приезжать сюда сейчас?

– В том-то и дело, я вам сейчас расскажу. Папа два дня назад ездил в Грейт Фитлдин и видел сэра Гарольда. Тот был очень весел, да, мама?

Мадам Шартери еле кивнула, она явно была не прочь уйти от этой темы.

– Да-да, кажется. Генри…

– Кто? – Филипп поднялся со стула.

– Мистер Банкрофт, – уточнила Клеона. На губах у нее играла улыбка. – Кажется, мистер Банкрофт дрался на дуэли. Разве это не ужасно?

Филипп внутренне согласился с ней, причем с гораздо большим участием, чем это можно было предположить по его внешнему виду.

– Не понимаю, почему джентльмены должны драться на дуэлях! Я думаю, что это очень нехорошо. Но, конечно, с другой стороны – это ужасно романтично и волнующе. Бедный мистер Банкрофт! Ему пришлось на время покинуть Лондон. Говорят, что одна очень важная персона рассердилась на него. Папа не рассказывал, кто был тот джентльмен, с которым он дрался, но сэр Гарольд был очень весел.

Клеона бросила беглый взгляд на Филиппа, тот сидел, презрительно насупившись.

– О, Филипп, вы уже знаете о дуэли?

– Тот, кто был последнюю неделю в городе, при всем желании не мог этого не знать, – резко сказал Филипп.

Затем он совершенно неожиданно сменил тему разговора.

Филипп вернулся в «Гордость Тома» как раз к обеду. Он поднялся наверх переодеться, ибо в этом вопросе сэр Моррис был непреклонен. Он не мог допустить костюма из замши и сапог для верховой езды у себя за столом. Сам он был в этом отношении невероятно привередлив. Каждый день к обеду на столе была бархатная скатерть и чистые бокалы; его худое лицо припудрено, нарумянено и подкрашено, а парик закреплен с особой тщательностью. Тогда он уже пользовался тростью, но его походка была прямой и величественной. Филипп говорил, что трость была больше для красоты. Сначала Филипп молчал, но когда лакеи покинули комнату, а сэр Моррис пододвинул к нему графин с портвейном, он неожиданно разговорился, будто слова до этого копились у него на языке.

– Отец, вы слышали, что Банкрофт возвращается?

Сэр Моррис взял орех со стоявшего перед ним блюда и раздавил его своими тонкими белыми пальцами.

– Помнится, кто-то мне уже об этом говорил. Что из того?

– Вы мне ничего про это не говорили.

Серые глаза уставились на Филиппа. – А разве он твой приятель? Я об этом не знал. – Приятель! – Филипп стукнул бокалом о стол. – Едва ли, сэр!

– Тогда о чем речь? – спросил отец. – К чему столько негодования?

– Сэр, да если бы вы только слышали, что о нем говорят!