В связи с этим я предлагаю переформатировать процесс «российско-германских отношений» и вывести их на новый качественный уровень с помощью конкретного дела – образования в России и Германии социально-культурных и экономических пространств, где при поддержке государства и гражданского общества могла бы возникнуть благоприятная инвестиционная и инновационная атмосфера для развития культуры, творчества, бизнеса и быта.
Я имею в виду – возрождение «Немецкой слободы» в Москве и «Русского района» в Берлине. (Мне трудно предположить, как это может быть реализовано в Берлине, и в Берлине ли?) А вот что касается Москвы, то в Лефортове и в Басманном районе на основе развития современных культурных индустрий, социально-бытовой сферы, малого и среднего бизнеса может быть возрождена историческая «Немецкая слобода». Кирха, немецкий рынок, немецкая аптека, немецкая булочная, немецкие кафе и рестораны, немецкие лавки и мастерские, немецкий театр, немецкая библиотека, музей и архив, немецкий университет, филиал Гёте-института, немецкая школа и детский сад.
И все это – в атмосфере взаимопроникновения русского и немецкого языка, в атмосфере традиционной народной культуры, в атмосфере доверия и человеческого взаимопонимания…
Россия и Европа (1994)
Я часто задаю себе вопрос, что происходит с Россией, с Родиной, которую все чаще поминают в средствах массовой информации как «среду или пространство для проживания человеческих масс»?
Больно слышать такое людям, помнящим свою историю, имеющим совесть, достоинство, честь… Право же, как быстро и неуклюже (подобно избушке на курьих ножках) мы поворотились «лицом к Европе» с открытым от ожидания ртом.
Накормят, помогут, подскажут?
Теперь мы не спрашиваем себя: «Что делать?» Это просто написано у нас на лбу на плохом английском языке.
Все активнее реанимируются знакомые разговоры о «Соединенных Штатах Европы», в которых нам уготована вполне «окраинная роль», а мечтания «среднего европейца» (о гибельной и гнилой сути которых для духовного здоровья России предупреждал в прошлом веке Константин Леонтьев) преподносятся нам как идеал будущей демократической России…
(1999)
Есть еще одна вещь, которую нельзя упускать из виду. То, что наша жизнь была так придавлена, а вера столь унижена, – не прошло даром. Копилась энергия, она должна найти выход. Но я говорю о положительной энергии.
Посмотрите, как вокруг все размыто. Европа объединяется, ликвидируются границы, национальные валюты. Похоже на вялую попытку дряхлеющих старцев взяться за руки перед молодостью нового тысячелетия. Европа напоминает континентальный завтрак – усредненный и маловкусный.
И лишь Россия варилась в собственном соку. По-моему, рубеж веков – самое время заглянуть под крышку. Там что-то есть…
«АНДРЕЙ РУБЛЕВ»
(1993)
Интервьюер:
Великая картина.
Все от первой до последней строчки было написано только ими двумя. Хотя я и слышал раньше эту историю. Это все абсолютная чушь. Такая же чушь и ложь, как и то, что я украл у Хамдамова «Рабу любви».
Бездарность в чужом успехе всегда хочет увидеть пошлую причину этого успеха. Так бездарности легче переносить свою бездарность.
Да. Замечательный фильм, замечательный.
Я посмотрел эту картину еще раз, когда служил на флоте, в каком-то маленьком клубе, пурга была, мы не могли двигаться. И я послал оттуда Андрею Тарковскому телеграмму, полную восхищения.
РУДИНШТЕЙН
(2004)
Мне вообще странен этот капризно-барский тон, с которым Марк Григорьевич раздает оплеухи направо и налево. Обычно это бывает с людьми, заблудившимися во времени и пространстве и почему-то считающими, что их обиды и проблемы должны интересовать весь мир. А за этим следуют обвинения «всех и вся», и назначение себя председателем жюри, и публичное прощание общественности вместе с телезрителями со своей собачкой.
Говорят, у Антона Павловича Чехова как-то спросили, как он бы мог одним словом определить состояние общества? Он ответил: «Пошлость».
Так и хочется повторить это определение сегодня…
(2005)
Интервьюер:
Я убежден, что это не на пользу российскому фестивальному движению.