Она надеялась, что это заставит его замолчать – так и произошло, по крайней мере, на пару секунд.
– Хорошо, – кивнул Новак. – Как это произошло?
Мэг осушила бокал до последней капли газировки. Она ненавидела вспоминать об этой истории, но ей некого винить, кроме самой себя за то, что она приоткрыла завесу тайны.
– Ее звали Лилит, – поведала Мэг. – Нам было по восемь лет.
Каждый раз, когда она вспоминала о Лилит, Мастерс видела перед собой ее любимое розовое платье; то, на которое Мэг случайно пролила кока-колу во время ее дня рождения. Лилит просто обняла ее и сказала, что уже простила подругу. У нее ведь была куча других платьев, сшитых мамой. Такой она была, девочка со светлыми волосами и небольшим пространством между передними зубами.
– Дантист сказал, что в следующем году ей должны были поставить брекеты, – сообщила Лилит во время пижамной вечеринки. Она выглядела испуганно. – Но я не хочу, чтобы он лез мне в рот!
Лилит никогда так и не поставили брекеты. Она исчезла задолго до этого.
– Обычно мы ходили от автовокзала под руки. Он находился в двух кварталах от моего дома и в трех – от ее, – заявила Мастерс. – Однажды мы попрощались перед моим крыльцом. Как и всегда… и она так и не добралась домой.
Мэг вспомнила полицейских, которые ее допрашивали и то, какой беспомощной она себя почувствовала, когда не смогла дать им никакой полезной информации. Она помнила поисковые группы, исследовавшие окрестности на протяжении всей ночи. Вспомнила отца, возвращающегося домой под ночь, и распространяющиеся в школе слухи о том, что мама Лилит проводит дни в постели, рыдая.
– Через несколько месяцев какой-той ребенок играл со своей собакой возле реки, за много миль от нашего города, – продолжила Мэг. – И собака вернулась с куском розовой ткани вместо мяча.
Убийца Лилит привязал ее тело к чему-то тяжелому и сбросил в реку, но течение все равно отнесло ее к берегу.
– Они вообще нашли того, кто это сделал? – спросил Кастиэль.
– Нет, – ответила Мэг. – Она давно умерла, вероятно, в день своего исчезновения. Вода смыла все улики. Они даже не смогли определить причину смерти.
– Похоже, у тебя до ужаса много информации о произошедшем, несмотря на то, что ты была маленькой, – отметил Новак.
– Это потому, что я пробралась в офис отца и прочитала досье, – призналась Мастерс. – Я даже не понимала большую часть написанного, но информация все равно застряла у меня в голове. У нас есть что-нибудь покрепче? – спросила она наконец, размахивая пустым бокалом. Кастиэль придвинул кулер поближе и открыл бутылку пива.
– Полагаю, это не финал истории, – предположил Кастиэль, передавая бутылку Мэг.
– Родители Лилит уехали, – продолжила Мэг, сделав глоток. – Я не знаю, что с ними случилось. Большинство пар разводятся после потери ребенка. Мне хочется верить, что они пришли к этому. После того случая родители долгое время строго контролировали своих детей. Черт, да папа начал ждать меня на автобусной остановке, а в те дни, когда ему не позволяла работа – он заставлял Тома встречать меня. А потом появился Руфус.
Руфус Тернер был миловидным сумасшедшим, который жив в разваливающемся доме на окраине города. Он держался особняком, никогда никого не беспокоил. Время от времени он напивался в городском баре, но многие так делали. Тем не менее, из-за того, что он был одиноким и эксцентричным (а также, вероятно, потому что он был черным), люди начинали болтать многие и воображать, что он причастен к убийству Лилит.
– Однажды люди чуть не взбунтовались из-за него, – сообщила Мэг. – Некоторые парни в баре слишком много выпили и начали поговаривать, что следует надрать ему задницу за то, что он сделал с Лилит. Эллен, бармен, узнала об этом и позвонила моему отцу. Он предупредил Руфуса и к тому времени, когда появились линчеватели, он заперся где-то, а они решили поджечь его дом.
– Это ужасно! – воскликнул Кастиэль.
– Такое вытворяет толпа, – пожала плечами Мэг. – Мы никогда так и не узнали, что случилось с Руфусом, но его побег только закрепил в умах жителей идею о том, что он виновен.
– А ты что об этом думаешь?
– Я думаю, что он был простым неуравновешенным стариком, который вряд ли хотел, чтобы его сожгли заживо, – подытожила Мастерс. – Я думаю, что люди часто становятся жертвами собственных предрассудков и делают неправильные выводы, основываясь на них. Вот почему я хочу стать адвокатом. Чтобы людей вроде Руфуса не сжигали, метафорически или буквально, за то, чего они не делали.
Кастиэль провел ладонью по подбородку, будто всерьез задумавшись об услышанном.
– Это очень благородно, Мэг, – заключил Новак. – Чертовски идеалистично, но благородно.
Мэг усмехнулась: – Я поделилась историей, которую никому не рассказывала, включая Сэма, и это все, что ты можешь сказать?
– Это хорошая история, – заявил Кастиэль. – Что не так?
Мэг пробормотала что-то невнятное.
– Еще раз?
Она подняла глаза в раздражении: – Я сказала, что не хочу, чтобы люди тыкали меня в моей идеализм. Перестань надо мной смеяться, Кастиэль.
Как обычно, Новак скрывал свой смех фальшивыми приступами кашля.