Птицелов

Но что-то здесь было не так, что-то не сходилось. Во-первых, святой орден патрицианцев, верховная религиозная власть Хандл-Тера, испокон веков едва ли не равная по силе власти королевской, никогда не признает монарха, взошедшего на престол путём государственного переворота. Это подорвёт сам статус хранителей власти Единого и исполнителей воли Святого Патрица, который, собственно, и держит всю эту кучку шарлатанов у кормушки уже несколько столетий. Более того — они не стали бы даже подбивать узурпатора на подобное, потому что потом не смогли бы признать его восхождение на престол легитимным. Патрицианцы всегда стояли по правую руку от трона — не над ним, но и не в оппозиции к нему. Единственным их орудием борьбы с неудобными законами была ловкая ими манипуляция, и вот тут уж мессеры патрицианцы не знали равных…

Неужели дело в этом? Неужели вся эта заварушка — только для отвода глаз?..

Ведь был ещё один момент, вызывавший сомнения Лукаса в серьёзности этой затеи. Тогда, на вспомнившейся ему церемонии, присутствовал весь двор: король Артен Могучий, его супруга королева Эйрис, вдовствующая королева-мать, из которой уже тогда сыпался песок (и сыпался, надо сказать, ещё лет восемь, пока её, как утверждали злые языки, не отравила юная королева Ольвен), и двое королевских отпрысков — Артен и Артенья. Причём первый, пятнадцатилетний сосунок в соболиной мантии наследника, оглядывался вокруг широко распахнутыми глазами птенца, вывалившегося из гнезда, а его сестра, которой уже тогда перевалило за четверть века, стояла за троном, поразительно нелепая в парадном платье розового атласа… и — глядела в пол. Всегда она глядела в пол — только изредка острый взгляд маленьких и круглых, будто птичьих, глаз с неприязнью падал на брата. На том приёме она как-то оплошала — то ли вино пролила, то ли в шлейфе запуталась, Лукас уже не помнил — и багровела под сдержанными смешками придворных, но всё так же не смела поднять взгляд. Столь неистовая на поле боя, в повседневной жизни она робела перед собственной тенью. Конечно, она презирала своего брата, считала его мямлей и размазнёй, недостойным носить корону. Но сама она была хоть и отважна, но нерешительна и глупа, и полностью находилась под влиянием своего поразительно пустоголового супруга, хлыща из старшего дворянства. Его заботила только роскошь, он постоянно плёл мелкие интриги, но никогда не додумался бы подбить супругу на мятеж против её венценосного брата. Больше того — ни для кого не было секретом, как он третировал свою робкую угрюмую жену, постоянно принижая её и без того попранное достоинство. Впрочем, не так давно герцогиня овдовела, причём на редкость глупо — говорили, муж её сломал себе шею во время особо прыткой забавы с какой-то шлюхой, но с учётом обстоятельств нельзя было не задуматься, всё ли тут чисто… Потому что теперь герцогиня оказалась свободна, никто не обзывал её толстой никчёмной дурой, и, как верно подметил Дерек, осталось лишь раздуть искру её былой ненависти к брату, который и не думал ждать от сестрицы подвоха, привыкнув считать её безобидной идиоткой…

Она и есть безобидная идиотка, и ей не место на престоле. Патрицианцы всегда предпочитали умных, сильных и честолюбивых королей, которыми сложно манипулировать, но можно договориться. Именно эти короли тысячу лет обеспечивали независимость Хандл-Тера от варваров, время от времени совершающих набеги с северо-западных морей, и этих королей любил и славил народ, вот уже пятьсот лет не поднимавший мятежей. А мятежи — это утомительно, это тянет средства, причём впустую, в отличие от междоусобиц, где можно хорошо заработать, ссужая финансы на ведение войны сразу обеим враждующим сторонам… Словом, не вызывало сомнений, что патрицианцы действуют в первую очередь в своих интересах, но Лукас считал, что к лучшему, когда их интересы совпадают с интересами страны. Сейчас патрицианцы хотят свергнуть Артена-Попрошайку (которого так прозвали за то, что за своё трёхлетнее правление он успел задолжать святому ордену больше, чем его отец и дед, вместе взятые), но Лукас не верил, что они стремятся усадить на его место Мессеру Артенью. Потому-то Дерек и обронил, что сначала победит герцогиня — они просто используют её, чтобы очистить трон…

«И меня, — хмуро подумал Лукас, — меня они тоже используют. Не впервой, конечно, но на сей раз я не понимаю — зачем и как, и вот это уже мне совсем не по душе».

— А где это — Джейдри? — спросил Чейз.

Лукас очнулся от задумчивости. Что это на него нашло, в самом деле, не в его привычках размышлять о подобных вещах. Он обладал всем, чем хотел, — остальное его не заботило.

— Что?

— Я недавно видел новейшую карту имений, и вот не помню, где там было Джейдри.