Птицелов

Сперва он не понял, чего она от него хочет, а потом до него дошло: она ведь тоже не может дотянуться до оружия, стоит ей отпустить горло убийцы, и тот вырвется. Марвин кинулся вперёд, перехватил меч двумя руками лезвием вниз и опустил клинок прямо убийце между глаз. Громко захрустела проломленная кость, хлынула кровь, заливая вялые язычки огня, перекинувшиеся на сложенный рядом хворост. Марвин отрешённо подумал, что теперь так и не сможет узнать, что за лицо было у наёмника, и выдернул меч.

Женщина вскочила и принялась яростно затаптывать пламя. Огня на её одежде каким-то чудом не было. Марвин тупо наблюдал за ней, пытаясь понять, что ей нужно. Когда от огня не осталось и следа и единственным, что ещё излучало тепло, была горячая кровь наёмника на снегу, женщина остановилась и посмотрела на Марвина. Он вдруг понял, что она боится к нему подойти.

— Ты, — сказал Марвин. — Опять ты, долбаная сучка.

Даже в темноте было видно, как она вспыхнула от ярости.

— Если бы не эта долбаная сучка, твоя башка уже валялась бы отдельно от тела! — гневно выкрикнула она.

— Чего тебе от меня нужно? — без выражения спросил он, отказываясь признать даже перед собой, что она права.

— От тебя — ничего. Что мне может быть нужно от тебя, ты, щенок? Лукас был прав, за тобой нужен глаз да глаз. А иначе ты только и знаешь, что вляпываться в дерьмо.

Он шагнул вперёд и ударил её кулаком по лицу. Он никогда раньше не бил женщин, ещё и кулаком — так, будто она была равным ему по силам мужчиной, которому он бросал вызов. Но Рысь не была равна ему по силам; удар сшиб её с ног, она рухнула в снег, и Марвин вспомнил, как бережно и аккуратно вырубил её в прошлый раз. Тогда он не хотел причинять ей боль. Теперь — хотел.

Не дав ей опомниться, он схватил её за грудки, рывком поднял и швырнул спиной на землю. Потом надавил коленом ей на грудь, попытался схватить за волосы — и обнаружил, что на ней шапка. Он сорвал шапку, швырнул прочь, вцепился в короткие курчавые пряди надо лбом. В тот миг ему казалось, что он ещё никого и никогда так не ненавидел.

— Лукас, значит? — процедил он, глядя, как она хватает ртом воздух и извивается под ним, тщетно пытаясь вырваться. — Всё-таки Лукас? Так я и знал…

— Да, Лукас! — выплюнула она ему в лицо. — Знал он! Что ж ты не убил меня тогда сразу, раз такой умный?

— Что он тебе говорил про меня?

Она не ответила, и тогда Марвин, рывком вынув из ножен кинжал, которым не имел возможности воспользоваться в недавней схватке, приставил лезвие к её горлу.

— Станешь молчать, убью, — сказал он.

— Что ж сразу не убил? — повторила она.

Они лежали в темноте, тяжело дыша друг другу в лицо, и под ними расплывалась кровь человека, которого они убили вместе.

— Что он тебе говорил?

— Что ты самоуверенный сопляк, которого попытаются убить. И что я должна следить, чтоб этого не случилось.

— Ты можешь быть собой довольна.

— Ну ещё бы!

— Ты бы не убила этого человека без моей помощи.

— Ты тоже.

Они снова умолкли. Потом Марвин хрипло спросил:

— Сколько он заплатил тебе?

— Не твоё дело! — бросила Рысь.

— Сколько? — Марвин крепче стиснул её волосы и услышал, как она скрипнула зубами от боли. — Я и так уже должен ему и хочу знать, на сколько вырос долг.

— Пошёл ты к Ледорубу!

— Ты же не веришь в Ледоруба, — зло улыбнулся Марвин.

— Пусти меня!

Он отпустил её волосы и, перехватив руки, которыми она колотила его в грудь, скрутил их и зажал между своим и её животом.

— Не зли меня. Ты в этом уже и так преуспела.

— Чем? Тем, что спасла тебе жизнь?!

— Я сказал, не зли меня, котёнок…

Она плюнула ему в лицо.

Какое-то время они в молчаливом остервенении катались по снегу, пока Рысь не оказалась под ним, скрученная так, что и шевельнуться не могла, только тихонько поскуливала от боли и злости. Марвин понял, что она плачет, и почему-то это потрясло его (что я такого сказал, тупо подумал он), но не заставило ослабить хватку.

— Сколько? — настойчиво повторил он, вжимая её лицом в снег. — Скажи, сколько, иначе не отпущу.

— Нисколько! — выдавила Рысь, давясь снегом и слезами. — Ничего! Он ничего мне не заплатил!

— Почему? Ты ему должна?

— Ничего я ему не должна! — закричала она, вывернувшись и отняв лицо от земли. Крик прозвучал неожиданно громко, и в нём было столько протеста, ненависти и муки, что Марвин чуть не отпустил её, подумав, что, если бы ему довелось прокричать эти слова, они звучали бы точно так же.

— Так зачем ты подчиняешься ему? Кто он тебе? Хозяин? Любовник?

— Отец! — выкрикнула Рысь. — Он мой отец!

Марвин отпустил её и сел в снег.

Рысь тоже села, кашляя и отплёвываясь. Она всё ещё плакала, скорее сердито, чем горестно, слёзы текли по щекам, размазывая грязь. Рысь пальцами прочистила рот, снова сплюнула, потом посмотрела на Марвина и сказала:

— Как же я тебя ненавижу.

Она поползла на четвереньках к тому месту, где был костёр, и стала шарить вокруг него, будто что-то искала. Мёртвое тело наёмника мешало ей, и она зло отпихнула его в сторону.

— Отец? — повторил Марвин. — Как это может быть?