Птицелов

Дрожащими руками он собрал вожжи и тронул карету. Какое счастье выпало ему, и как нежданно! Он думал только бросить на нее мгновенный взгляд, но увидел ее спящей у окна и целый час любовался ею. А потом и она взглянула на него. О, этот счастливый вечер подхлестнул его отвагу! Почему он считал ее недоступной? Он прошел по веранде и, будь решительнее, вошел бы в дом и нашел путь в ее комнату. Ну а если бы она проснулась и узнала его, что тогда? Тогда он погиб. Нет, ему не заполучить ее. Или, может быть, когда-нибудь он найдет способ?..

Но сейчас все его нутро было охвачено огнем. Она — потом. А сейчас, немедленно… Пускай это будет маленькая сирота-итальяночка.

Глава 11

Общество по изучению Средиземноморских культур устраивало небольшой прием в египетском храме по проекту О'Рурка. А открытие храма должно было состояться на следующий день. Посредине полутемной комнаты, освещенной по углам тусклыми светильниками, были сервированы столы. На собравшихся членов Общества взирали лежащие в саркофагах мумии, — Боже, здесь же совсем темно, — пожаловалась Федра, которая вошла в комнату вместе с Тео и Орелией.

Прентис Росситер сразу запротестовал:

— Сейчад вы приглядитесь. Во всех углах горят масляные светильники.

— Темно и страшно, — поддержала тетю Орелия. — Да еще мумии глядят из углов.

Орелия говорила шутливым тоном, а в действительности была польщена приглашением Росситера, которое означало признание ее участия во внутренней отделке храма.

— Что вы думаете о бордюре вокруг ниш? — спросила она. — Пожалуй, узор из скарабеев можно было сделать пошире.

— Узоры приемлемы, — ответил равнодушно Росситер. Он не сразу оторвал взор от Орелии, но вошел еще один гость, и хирург повернулся, чтобы его приветствовать.

Орелию обидела неучтивость Росситера— как лаконичный и небрежный отзыв о ее узорах, так и явное нежелание вступать с ней в беседу. Пожалуй, она откажется принимать участие в работе Общества, где заправляют грубиян Росситер и совершенно чудовищный Квигли.

Орелия подошла с Федрой к столу, и лакей обслужил их. Доедая десерт, Орелия стала разглядывать стоявший рядом с ней светильник — плоский, из бледного камня, испещренный какими-то письменами.

— Это античный светильник? — спросила у Тео Федра.

— Все светильники — подлинные. Из коллекций членов Общества, — ответил Мэнсфилд.

— Их принесли только на сегодняшний вечер, — заметила миссис Кэннингхэм. — Оставлять здесь такие бесценные сокровища нельзя.

Орелия болтала с супружеской четой Кэннингхэ-мов, когда в дверном проеме появился Лайэм. Он подошел прямо к ней и сообщил, улыбаясь:

— Если вы снова нуждаетесь в сопровождении, то я — к вашим услугам.

С момента встречи с Орелией на Выставке Дикого Запада, он ни разу не заговаривал с ней и офисе, ограничиваясь короткими деловыми замечаниями, за что она была ему от души признательна. Но вот опять встреча, и снова он говорит с ней легким дразнящим тоном.

— Спасибо. — Она старалась говорить спокойно. — Сегодня мне спутник не понадобится. Тогда мне пришлось удирать от своих разъяренных сестричек.

— Не-у-же-ли? — Он огляделся, изображая на лице испуг. — Да ведь здесь, в темноте, могут скрываться та-а-кие страшилища!

— Страшилища или призраки не так страшны, как моя сестра Файона в дурном расположении духа!

Оба рассмеялись.

— Я люблю свою старшую сестру,. — заметила Орелия, — но мы не всегда сходимся во взглядах.

— Понимаю вас, — отозвался Лайэм, — братьев и сестер у меня нет, но отец бывает временами очень сварлив.

— А где же ваш отец? — оглянулась по сторонам Орелия.

— Он сказал, что не пойдет, и это очень странно. — Он поглядел из-за плеча Орелии на Федру.

Орелия, конечно, не стала сообщать Лайэму о ссоре его отца с Федрой и заметила с притворным удивлением:

— Что же это он, ведь проект делала ваша фирма.

— Завтра будет расспрашивать меня, как прошел вечер, и сожалеть, что не пошел. — Лайэм заметил пустой бокал в руках Орелии: — Налить вам еще? Я открою другую бутылку.

— Спасибо, да.

Пока он разливал вино по бокалам, она смотрела на него, красивого, в белом галстуке и во фраке, и думала, если Федра и Син все-таки поженятся, то между нею и Лайэмом возникнут родственные отношения, что, конечно, создаст некоторую неловкость в работе. Но какое это имеет значение, если Федра устроит наконец свою жизнь… Орелия искренно желала ей счастья.

Выпив вина, они с Лайэмом обошли храм, разглядывая мумии и саркофаги, крышки с которых были сняты, чтобы можно было увидеть мумии.

— Что это за богиня нарисована на внутренней части крышки саркофага?

— Это Нут, богиня неба, — ответил Лайэм. — Египтяне хотели, чтобы ее звездное тело парило над ними и после смерти.

— Какая красивая мысль!

— Вам понравилось исполнение бордюра из скарабеев и лотосов? — спросил Лайэм.

— О да! Но Росситеру бордюр вовсе не понравился.

— Как? — забеспокоился Лайэм.

— Он сказал, что это, в общем-то, сносно.

Лайэм весело засмеялся.

— Не обращайте внимания. Оценка в его духе. То он брюзжит, то ликует не поймешь отчего. Он человек настроения. А бордюр превосходен, и идея принадлежит исключительно вам.