Птица не упадет

— Я тоже так чувствую, — согласился Шон. — Странно, но, похоже, Дирк сделал нечто очень ценное для Африки и всего человечества. — Он словно подавился этим именем, как будто ему трудно было его произнести, и Марк молчал, уважая эти усилия. — Он заставил меня думать об этом так, как я никогда раньше не думал. Одна из наших первых задач на новой сессии парламента, Марк, добиться подтверждения неприкосновенности долины Бубези. Нужно найти средства, чтобы исполнить этот закон: никто никогда не будет превращать эти земли в сахарные или кукурузные плантации, никто не перегородит реку.

Марк слушал его с таким ощущением, будто решалась его судьба, определялось дело его жизни. Он словно всю жизнь ожидал именно этих слов.

Генерал продолжал говорить, определяя, сколько денег понадобится и каких людей отобрать, решая, где искать поддержку, на кого в правительстве можно рассчитывать, какую форму должен принять законопроект, а Марк записывал все это, торопясь зафиксировать беспорядочные замечания генерала.

Неожиданно, прервав размышления, генерал рассмеялся.

— Правду говорят, Марк. Нет никого добродетельней раскаявшейся шлюхи. Мы были великими баронами-грабителями: Родс и Робертсон, Бейли и Барнато, Дафф Чарливуд и Шон Кортни. Мы захватывали землю и выдирали из нее золото, мы охотились там, где хотелось, жгли лучшие деревья в огне своих костров, каждый человек с ружьем в руках и обутый был королем, готовым за право грабить сразиться с кем угодно: с бурами, с Брайтоном или с зулусами.

Он покачал головой и порылся в карманах, не сразу найдя сигару. Шон Кортни больше не смеялся; закуривая, он хмурился. Жеребец, казалось, почувствовал его настроение и начал неловко пятиться. Шон легко справился с ним и легонько хлопнул хлыстом по боку.

— Веди себя прилично, — проворчал он и, когда лошадь успокоилась, продолжал: — В тот день, когда я встретил свою первую жену — это было всего тридцать два года назад, — я охотился с ее отцом и братом. Мы наткнулись на стадо и втроем убили сорок три слона. Бивни вырезали, а туши бросили. Это больше ста шестидесяти тонн мяса. — Он опять покачал головой. — Только сейчас я начинаю понимать чудовищность этого. Были и другие случаи, во время войн с зулусами, во время войны с Крюгером и восстания Бомбаты в 1906 году. Их мне не хочется вспоминать. Вероятно, сейчас уже поздно пытаться что-то исправить. А может, я просто старею и, как все старики, сожалею о том, что мир изменился. В молодости человек сам вызывает эти изменения, а постарев, оплакивает их. — Марк молчал, не смея сказать ни слова, чтобы не разрушить это настроение. Он понимал — то, что он слышит, необычайно важно, но не мог представить себе всей глубины слов генерала. — Но нельзя сидеть сложа руки Марк, нельзя.

— Да, сэр. Нельзя, — ответил Марк, и что-то в его тоне заставило генерала удивленно взглянуть на него.

— Для тебя это действительно что-то значит. — Он кивнул своим мыслям. — Да, я это вижу. Странно, ты ведь так молод! В твои годы я думал, как бы побыстрей заработать, и о подходящей… — Не закончив, он спохватился и закашлялся.

— Сэр, вы должны помнить, что на мою долю выпало великое уничтожение, и лет мне было еще меньше. Величайшее уничтожение, какое только знал мир. — Лицо генерала потемнело: он вспомнил, что им обоим пришлось пережить во Франции. — Когда видишь, как легко уничтожать, сохранение начинает казаться стоящим усилий. — Марк печально засмеялся. — Но, кажется, я родился слишком поздно.

— Нет, — негромко сказал генерал. — Думаю, ты родился как раз вовремя.

Он хотел сказать еще что-то, но тут в тихом горячем воздухе послышался высокий певучий женский голос — генерал тотчас поднял голову, и его лицо прояснилось.

Галопом подскакала Буря Кортни. Ехала она с той же гибкой легкой грацией, с какой делала все. На ней были мешковатые брюки гаучо, заправленные в высокие, по колено, сапоги, яркий вышитый вручную жилет поверх белой атласной рубашки с широкими рукавами и на спине у нее висела на ремешке широкополая ковбойская шляпа.

Смеющаяся и раскрасневшаяся, она подъехала к отцу, отбросила волосы с лица и наклонилась в седле, чтобы поцеловать его; на Марка она даже не взглянула, и он тактично отъехал назад.

— Мы повсюду тебя искали, папа, — воскликнула она. — Проехали до самой реки. Зачем ты забрался сюда?

За Бурей подъехала на гнедой кобыле блондинка, которую Марк помнил по знаменательному столкновению на теннисном корте. Она была одета более обычно: серые брюки для верховой езды, сшитый модным портным жакет. Ветер развевал ее светлые волосы.

Здороваясь с генералом, она посматривала на Марка, а он пытался вспомнить ее имя, наконец вспомнил — Ирена, и понял, что она, должно быть, и есть та девушка, которая сопровождала Бурю в поездке по Европе. Хорошенькая, веселая, с расчетливым взглядом.

— Доброе утро, мисс Личарс.

— Ола! — Она улыбнулась ему. — Мы встречались?

Ее кобыла почему-то отошла от передней пары и оказалась рядом с лошадью Марка.