Птица не упадет

— Нгага хочет, чтобы шакал был здоров, тогда он сможет хорошо работать, колоть камни и выполнять другие тяжелые работы, когда будет почетным гостем в краале короля Георга, — закончил обсуждение Марк и снова упаковал одеяло. — Ты можешь пускать воду, о шакал? Необходимо проверить, насколько глубоко повредил тебя буйвол.

Моча была коричневой и чуть розоватой, но яркой крови не было. Казалось, почки только чуть ушиблены, толстая «стальная» спинная мышца погасила основной удар. Марк молча помолился, чтобы так и было, хотя не понимал, почему это так его заботит.

Он быстро срезал два тонких ствола и с помощью полосок свежей коры устроил носилки-волокушу. Потом накрыл носилки своим одеялом и кароссом Пунгуше, прежде чем привязать их к Троянцу.

Он помог рослому зулусу улечься, удивившись тому, какой тот высокий и как тверда его рука, которой он опирался на плечо Марка.

* Асептическое средство.

Пунгуше плашмя лежал на носилках, а Марк вел мула по звериной тропе, и два тонких ствола оставляли на мягкой земле длинные темные борозды.

Уже почти стемнело, когда они миновали место охоты на буйвола. Глядя на заросли тростника, Марк видел на деревьях уродливых черных стервятников, ждавших своей очереди у туши.

— Почему ты убил моего буйвола? — спросил он, не уверенный, что Пунгуше в сознании. — Теперь все знают новые законы. Я побывал во всех деревнях, говорил со всеми индунами, со всеми вождями, все меня слышали. Все знают, какое наказание ждет за охоту в долине.

— Если это твой буйвол, почему на нем нет следа твоего железа? Разве не в обычае белых людей выжигать клеймо на своем скоте? — спросил Пунгуше с носилок без улыбки и без следа насмешки, однако Марк знал, что это насмешка. И почувствовал, как оживает его гнев.

— Даже старый король Чака объявил это место священным.

— Нет, — возразил Пунгуше. — Оно было объявлено местом королевской охоты, — его голос гордо зазвенел, — а я зулус королевской крови. Я охотился здесь по праву рождения, это мой долг мужчины.

— Никто не имеет права здесь охотиться.

— А как же белые, которые уже сто сезонов приходили сюда с исибаму, ружьями? — спросил Пунгуше.

— Они творили злые дела, как и ты.

— Тогда почему их не отводили в крааль короля Георга, не оказали им такую же честь, как мне?

— В будущем их тоже будут туда отводить, — заверил Марк.

— Хо! — отозвался Пунгуше, и на этот раз в его голосе звучали презрение и насмешка.

— Когда я их поймаю, они пойдут туда же, — упрямо повторил Марк, но зулус рукой с розовой ладонью сделал выразительный жест, который говорил: существует много законов. Но одни для богатых, другие для бедных, одни для белых, другие для черных. Они снова замолчали и молчали до тех пор, пока Марк не остановился на ночь и не привязал Троянца.

Когда Марк у костра готовил для них обоих еду, из темноты с носилок снова заговорил Пунгуше.

— Для кого ты бережешь сильване, диких зверей долины? Сюда придет охотиться король Георг?

— Никто никогда не будет здесь охотиться, ни король, ни обычный человек.

— Тогда зачем ты охраняешь сильване?

— Потому что если этого не делать, настанет день, когда в этой земле никого не останется. Ни буйволов, ни львов, ни куду — никого. Большая пустота.

Пунгуше замолк. Марк налил похлебку из кукурузы с говядиной в крышку котелка и отнес зулусу.

— Ешь, — сказал он и сел напротив, держа на коленях собственную миску.

— Ты говоришь правду, — задумчиво сказал Пунгуше. — Когда я был ребенком твоих лет, — Марк заметил шпильку, но оставил ее без внимания, — в этой долине жили слоны, большие самцы с бивнями длиной в метательное копье, а львов и буйволов было как скота в королевских стадах. — Он помолчал. — Все это исчезло, и скоро исчезнет то, что осталось.

— Разве это хорошо? — спросил Марк.

— Это не хорошо и не плохо. — Пунгуше пожал плечами и принялся за еду. — Просто так устроен мир, и думать об этом бесполезно.

Они в молчании окончили трапезу, Марк очистил посуду и принес кофе, от которого Пунгуше отмахнулся.

— Выпей! — приказал ему Марк. — Нужно, чтобы в твоей воде не было крови.

Он дал Пунгуше папиросу, и зулус старательно отломил кончик, прежде чем сунул ее в губы. Он сморщил широкий плоский нос от незнакомого пресного вкуса, потому что привык к жесткому черному туземному табаку, но не стал оскорблять хозяина лагеря своими замечаниями.

— Когда все кончится, когда в эту долину придет великая пустота, что станет с тобой, о шакал? — спросил Марк.

— Я не понимаю твой вопрос.

— Ты человек сильване. Великий охотник. Твоя жизнь связана с сильване, как пастух связан со своим скотом. Что станет с тобой, о могучий охотник, когда исчезнет твой скот?

Марк понял, что задел зулуса. Тот еще больше раздул ноздри — было видно, что на душе у него накипело. Но Марк ждал. Пунгуше же обдумывал его слова — долго и всесторонне.

— Я пойду в Иголди, — сказал наконец Пунгуше. — Пойду на золотые шахты и разбогатею.

— Тебе дадут работу глубоко под землей, где ты не увидишь солнца и не почувствуешь ветра, и ты будешь колоть камни, как и теперь, в краале короля Георга.

Марк увидел на лице зулуса отвращение.