Птица навылет

После того как страсти чуть поулеглись, встал извечно сакраментальный вопрос «как быть?», в широких кругах общественности более известный под формулировкой «что делать?» Совершенно метафизическим образом получалось, что делать, в общем-то, нечего. Онтологический барьер между причиной изысканий и изыскателями не преодолён. Можно сколько угодно жрать треску, в упор на неё глядя, но к Рыбе это имеет отношение сравнительно малое. Интерес к ней начал расслаиваться. Мыслящий люд всё дальше удалялся в дебри заумствований, постепенно уже близясь к обсуждению тигров и пауков, а люд простой вооружался удочками, сачками, мотыгами и обрезами, после чего уходил рыбачить. Зачастую навсегда.

В известном смысле, Ипат готовился к последнему, решительному штурму. К поступку многогранного свойства и столь же многогранного качества, сколь универсальным был коллектив, собранный для спецоперации. В случае дефицита решимости, авангардную роль исполняла бы Сифа. Окажись, что маловато отчаянности – подключается Аглая и царапается, и кусается, и крутится бешеной лисицей. Придёт скорбный час – вперёд выступит Федорушка, покропит святой водичкой, потрясёт бородкой. На худой конец, случись что, можно подстелить Колю Андрея – всё не так холодно спать будет. И за всем этим, как обелиск, как Александр Македонский, как асфальтоукладчик из молибденовых сплавов – Ипат. Крепкий, могучий, здоровый. Защитник…

В пять часов утра по среднепиздецкому времени фургон затормозил недалеко от берега. Вертолётный винт рефлекторно дёрнулся, и одна из лопастей рубанула вековой дуб. На беду Ипат как раз вылезал из кабины. Огромное дерево, доживая последние мгновения своей исторической жизни, решило напоследок отметиться, выбрав местом падения человека не менее огромного, чем оно само. Два организма столкнулись, водила с перепугу икнул. Послышался обширный звук тупого удара, и в ту же минуту небо на востоке прочертила молния. Рухнувший дуб глубоко ушёл в снег. Вскоре за корявым стволом показалась невредимая фигура. Ипат озабоченно шарил рукой в районе уха.

– Ебит… – озабоченно выругался он.

Ухо отсутствовало. Рука окрасилась кровью.

– …т-твою! – внятно закончил Ипат, скатал небольшой снежок и заткнул им пострадавшее место.

Водила боялся выдохнуть. Подойдя вплотную, Ипат угрюмо посмотрел ему между глаз.

– Прибыли, стало быть, – пискнул водила тоскливым голосом, – как есть.

Ипат выдержал душераздирающую для водилы паузу, вынул что-то из кармана, сунул тому за пазуху.

– Лады…

После того как отомкнули кузов, группа ловцов бодро выскочила наружу и, невзирая на метровой глубины сугробы, стала легкомысленно прохаживаться взад-вперёд, делая явно бесхитростный вид, рассчитанный на то, чтобы водила не думал лишнего.

Водила, в общем-то, и не помышлял. Его, конечно, интересовало многое, но, случайно встретившись с Ипатом взглядом, он враз растерял все свои интересы, кроме одного – остаться в живых. Уже завёлся мотор, лопасти начали постепенно раскручиваться, и тут ко всем впечатлениям добавилось последнее.

Дверь кабины неожиданно распахнулась. Прямо перед собой до смерти перепуганный водила увидел голову предводителя: дублёную кожу, колюче-проволочную щетину, массивный подбородок, увенчанный тонкой ниткой жестоких губ, и острые пронзительные зрачки, один глаз обрамляла кровавая кашица из утерянного уха.

Изображение Ипата слегка покачнулось в водительском сознании. Ипат степенно положил сосисочный палец поперёк линии рта.

– Молчок!..

И дверь кабины захлопнулась.

В тот же миг фургон словно подбросило. Реактивно громыхнуло, послышался свист, повалил дым, и машину унесло в обратном направлении. Изловители Рыбы остались наедине с судьбою.

Враз закипела работа. Теперь, когда чужое соглядатайство растворилось в пространстве, команда раскрепостилась полностью. Выяснилось, что, несмотря на кажущуюся катастрофичность любого из рыболовов, дело они знают отменно. Коллектив сплочённо двигался, функции одного гармонировали с обязанностями другого. Движения отличались лаконизмом, мысли – отсутствием. На всех легла печать профессионального культа, состоящего из махровой самонадеянности, веры в правость и стремительного натиска.

Усмотрев означенное место, Федорушка вырыл в снегу ямку – довольно комфортную и красивую. После чего раздобыл дровишек и возжёг на дне ямки аккуратный костёр. Аглая ему помогала. Действовали они споро. Единственные разногласия возникли по поводу того, чем добыть огонь: спичками или трением друг об друга двух кусочков коры. Федорушка схлопотал подзатыльник за умственную отсталость, и подготовка двинулась по вновь установленному курсу.

Торопились в угоду часу «икс», который наступал с момента подавания кукушкой голоса. Она должна была гавкнуть четыре раза, а следом воровато закашляться. Сие означало знак ко старту. Точного стартового времени не знал даже Ипат. Все имеющиеся знания ограничивались приметами. Самая важная из примет – молния на востоке – осуществилась. Потому и шевелиться требовалось сравнительно молниеносно.