Псы войны

Данскин, пожав плечами, лег рядом со Смитти и раскрыл дорожный атлас государственных заповедников.

— Как по-твоему, где я научился играть? — спросил Смитти. — В тюряге и научился. И я в этом не виноват. — Он посмотрел на окровавленное полотенце. — К чертовой матери, больше в шахматы с тобой не играю!

Данскин оглянулся на Конверса:

— В шахматы играешь?

— Слаб я в шахматах, — ответил Конверс.

Данскин засмеялся.

— Ишь ты, слаб он, — сказал Данскин Смитти.

— Наверно, у меня склад ума не такой, не подходит для шахмат.

— Странно, — сказал Данскин. — Ведь ты же не глуп, да?

— Не глуп, — согласился Конверс.

Он заснул, сидя в кресле.

Проснулся он с ощущением, что проспал несколько часов. Кажется, прежде шторы на окнах освещало солнце, теперь же солнца не было. Голова трещала, хотелось пить; он лежал на полу.

Он попытался встать, но не смог. Повернул голову и увидел на лодыжках браслеты.

Горела одна из маленьких настольных ламп. Возле нее в светлом деревянном кресле сидел Смитти и беззвучно хихикал, глядя на него. Данскин, укрыв голову подушкой, лежал на кровати.

— Далеко собрался? — весело спросил Смитти.

— Хотел попить.

— Давай, иди попей.

— Ради бога, — сказал Конверс, — я же согласился поехать с вами. К чему эти штучки? Это совершенно лишнее.

— Если хочешь пить, иди пей. Я тебя не держу.

Конверс умудрился подняться на ноги и кое-как попрыгал в ванную.

— Так я разбужу всю округу.

— Насрать на всю округу, — ответил Смитти.

Конверс напился и ополоснул под краном лицо. Чтобы не упасть, он держался за раковину. Закончив, попрыгал обратно, в кресло в противоположном от Смитти конце комнаты.

На тонкой руке Смитти виднелся красный след от жгута; внутренняя сторона локтевого сгиба была черно-синей. Потемневшие глаза смотрели умиротворенно.

— Ты из Нью-Йорка? — спросил Смитти.

— Да, — ответил Конверс.

— Знаешь Йорквиль?

— Знаю.

— А «Клейвен» знаешь?

Конверс хорошо знал «Клейвен». Это был бар на Второй авеню, в котором он брал выпивку, будучи несовершеннолетним. В 1955 году на День святого Патрика его там поколотили, и там же он пытался закадрить Агнес Комерфорд, студентку, подрабатывавшую медсестрой в больнице Леннокс-Хилл. Ему стоило немалых усилий убраться от «Клейвена» как можно дальше, во всех смыслах.

— Нет, не знаю, — ответил он.

Как отвратительно было сознавать, что его держит в плену в каком-то калифорнийском мотеле завсегдатай «Клейвена».

— Я, между прочим, тоже был во Вьетнаме, — сказал Смитти. — Досталось мне там.

— Что произошло?

— Наступил на отравленный бамбуковый кол. Спросишь, больно было? Просто жуть! Зато комиссовали.

— Это хорошо, — сказал Конверс.

Смитти посмотрел через плечо на кровать и с удовольствием прислушался к астматическому дыханию Данскина.

— Скажи, голова-парень, да?

Конверс пробормотал что-то нечленораздельное.

— Знаешь, какой у него ай-кью? Сто семьдесят! Просто гений.

— Меня это не удивляет, — сказал Конверс.

— Едешь с парнем, приемник играет какую-нибудь классику, и он говорит — это, мол, Моцарт. Это Бетховен. И какой ему с того прок?

— Как же вы познакомились?

— Через Антейла. Он свел нас.

— Антейл — это голова.

— Да просто сукин кот, — сказал Смитти. — Заначил кучу бабла, построил красивый дом, девочки к нему так и шастают. Говорят, система не работает, приятель, — только Антейлу не протрепись, засмеет.

— Он вам платит?

— Думаешь, я здесь за так? За красивые глаза? — Он самодовольно вздернул голову. — После этого дела я запросто устроюсь на службу в агентство.

— Разве у тебя нет судимости?

— Это ни черта не значит. Если Антейл говорит, что возьмут, значит возьмут. Вот было бы здорово.

— Ты мог бы стать вторым Антейлом.

— Ну ты загнул.

— А Данскин? Он тоже хочет служить в агентстве?

Смитти опять оглянулся на кровать и понизил голос:

— Он животное, парень, психопат. Такой тип не может работать с людьми.

Конверс задумчиво кивнул и опять съехал на пол, чтобы поспать. Минуту спустя он услышал тихие шаги Смитти. Открыл глаза и повернулся на бок.

— Я был женат, — сказал Смитти.

— Это правда?

— Хотя надолго меня не хватило. Глупость все это.

— Думаю, сильно зависит от личного состава, — отозвался Конверс.

— Посмотри на себя, — сказал ему Смитти. — Вон как влип.

— Это не типичная ситуация.

— Тебе повезло, что ты с нами, приятель. Мы вернем тебе душевный покой.

Конверс повернулся к нему спиной.

— Я видел твою жену, — сказал Смитти. — Здоровенная.

— Здоровенная? — удивился Конверс. — Она не здоровенная.

— Точно тебе говорю. Я ее видел.

— Ты ошибаешься.

— Может, и так, — согласился Смитти.

Конверс отодвинулся от него. Смитти был совсем близко, и от него разило.

— Моя жена сейчас на Стейтен-Айленде, — сказал он Конверсу. — Втюрилась по уши в типа вдвое старше ее. У него там ресторан.

— Может, — предложил Конверс, — не стоит тебе рассказывать об этом?

— Когда я сидел в тюряге, — не унимался Смитти, — мы вот что делали. Рассказывали друг дружке о своих женах — какие они, чем занимаются.

Конверс сделал вид, что спит.

— Да, рассказывали, какие они. Как именно любят трахаться. Трахались ли с кем-нибудь еще. — Он потряс Конверса за плечо. — Ты в порядке?