Псы войны

— Была стюардессой, — ответила Джун. — И снова стану на какое-то время. Понимаешь, когда я знала Рэя, я возила для него дурь из Бангкока. Не скэг, так, лаосскую коноплю, ерунду всякую. Потом стала и сама барыжить, потом встретила этого парня, Оуэна, и мы начали барыжить на пару.

— Наверно, мне следует поблагодарить тебя, — сказал Конверс. — За Джейни.

— Конечно следует, — кивнула Джун и взглянула на часы.

— Что с Мардж?

— Вроде бы цела-невредима. Но крыша явно не на месте. Ты хочешь, чтобы жена вернулась к тебе?

— Не знаю.

— Искренне надеюсь, что все у вас наладится, — сказала Джун. — Я столько раз сталкивалась с человеческой паранойей, что у меня самой крыша поехала. Когда переберусь на Восток, парень, я так спрячусь, что никто и ничто до меня не доберется. Найду себе убежище. — Она посмотрела на экран телевизора; камера скользила по трибунам переполненного стадиона в Кэндлстик-парке[71]. — Надежное убежище — вот что нужно человеку в этой стране.

— Скажи, — спросил Конверс, — кто, по-твоему, меня поджаривал?

— Кто? Думаю, те же, кто приходил к твоей жене. Они явились сразу вслед за Рэем, значит, ждали перевозчика. Сам можешь догадаться, что твои неприятности начались во Вьетнаме.

— Ты права, — сказал Конверс; они смотрели, как подающий команды Атланты готовится к броску. — Ты слыхала о таком копе — Антейле?

— Он не коп, — ответила Джун. — Он агент контрольных органов. Я его знаю.

— Он доставал моего тестя. Похоже, он считает, что Мардж связана с сетью наркоторговли.

— Очень тебе сочувствую. — Джун улыбнулась и пожала плечами. — Он так и сказал? Сеть наркоторговли?

— Да, насколько я понял.

— Его выраженьице.

— Если ты сама барыжила, — спросил Конверс, — откуда тебе знать, как он выражается?

— Ах, приятель, — печально сказала Джун, — не сходи с ума, успокойся. Просто знаю этого типа, и все. Тот мой парень, Оуэн, работал на Антейла. И он был не один такой, на Антейла многие работают.

— Почему он не коп, а агент контрольных органов?

— Служит он там. Потому так себя и называет.

— Понятно, — сказал Конверс.

— Он знает всех, правильно? У него много источников. Он им платит. Трудно сказать, покрывает он их или нет, но, думаю, должен покрывать… Я была близка с Рэем, ясно? Оуэн жуткий собственник, и он прознал об этом. Они с Рэем поссорились, и Оуэн, приняв хорошую дозу, позвонил Антейлу. Он догадывался, куда они направились. — Она сделала паузу, наблюдая за тем, как подающий делает бросок, получившийся не слишком удачным, и продолжала: — Думаю, он ошибается. Надеюсь, что ошибается.

— И куда, как он считает, они направились?

Джун замотала головой:

— Сам ты не найдешь. Да и в любом случае они не туда направились, куда он думает.

— Ладно.

Некоторое время они наблюдали за игрой.

— Плохо, что Антейл вышел на тебя. Это человек непростой. Не какой-нибудь рядовой легавый.

— Что ты имеешь в виду?

— Он юрист. Работал в госкомиссии и налоговом управлении. Потом случился какой-то бардак и пришлось ему перевестись на нынешнее место. Он знаком со многими крупными политиками. Так Оуэн говорит.

Прядь волос прилипла к повязке, и Конверс попробовал осторожно отлепить ее.

— У тебя есть чего-нибудь выпить?

— Я не пью. Могу предложить травку.

Конверс отказался.

— Оуэн когда-нибудь упоминал Ирвина Вайберта?

— Возможно. Где-то я уже слышала это имя.

На ее бледном лисьем личике промелькнула слабая тень удовольствия.

— У тебя такой вид, будто ты вдруг понял — как и зачем.

— Да, я вдруг понял — как и зачем.

Джун вытащила из пачки сигарет косяк. Закурила с притворной рассеянностью. Когда она протянула сигарету Конверсу, он взял и затянулся.

— Не следовало тебе это затевать. Зачем затеял?

— Других затей в голову не приходило.

Травка перенесла его в Сайгон, к Чармиан. Он влез в это, чтобы общая опасность сблизила их. В постели у них не слишком ладилось из-за его постоянного страха. Когда они разговаривали, он не мог заставить ее слушать себя; всякий раз, как он делал попытку завладеть ее галлюцинирующим южным воображением, она смотрела на него с такой трезвой проницательностью, что порой казалось, будто она читает в самой его душе. Он пробовал расшевелить ее, поразить. Все ради того, чтобы наладить отношения.

— Хочешь сказать, ты был на мели?

Джун поудобнее устроилась на софе. Ноги поджала под себя, а голову положила на спинку, так что грудь выставилась вперед, соблазнительно круглясь под топиком. Розовая кожа под бритыми подмышками была гладкая, без единой складки.

— Нет, на мели я не был.

Он почувствовал жар внизу живота и сладкую боль восставшей плоти — и в этом не было ничего предосудительного. Он желал ее — эту проамфетаминенную стюардессу-наркоманку с соломенными волосами, эту испорченную старорежимную лютеранку, порождение фоновой музычки аэропорта и курсов красоты. В ее глазах стояли смог и брызги пропана.

Какой же он незадачливый и неорганизованный. И какую все же власть имеют над ним обстоятельства.

— Просто так вышло, — объяснил он. Опять он налаживал отношения.

И что за обстоятельства. Что за власть.

Он протянул руку и снова затянулся ее косяком.