На первом этаже в одном крыле вообще, судя по грубым металлическим дверям, располагались хозяйственные службы, во втором крыле были четыре комнаты, свет в которых не горел. Двери оказались не закрыты на ключ, и быстрый, хотя и осторожный осмотр показал, что бандиты что-то в этих комнатах искали. Вещи туристов были разбросаны. Следы обыкновенного грабежа налицо. Но здесь бандитов не видно. Они не стали бы прятаться. Да и нужны спецназовцам не просто бандиты. Им нужны главари бандитов, собранные в комнате, которую занимал эмир Батырби Темболатович Харунов.
На второй этаж поднимались бегом, но на цыпочках, чтобы не раздавались звуки шагов. На втором этаже вообще находилось только одно жилое крыло. Большой холл начинался от лестницы и продолжался до левого торца здания. Здесь можно было посидеть в удобных мягких креслах. Здесь же стоял бильярд, по которому были рассыпаны шары, поверх которых лежал испачканный мелом кий. И еще кусок мела лежал на бильярдном борту. Справа располагались четыре комнаты. Все было так, как показывала точка на мониторе планшетника старшего лейтенанта. А внутреннее расположение второго этажа говорило, что эмир взял себе апартаменты в торце здания.
Подойдя ближе, Ослябя потрогал пальцами дверь. Она была крепкая, кажется из цельного дуба. Скорее всего, дверь была закрыта на ключ. Массивный замок предполагал и мощные запоры. Наверное, номер был предназначен для людей, которым есть что прятать под ключ. Подумав несколько секунд, Виктор Юрьевич решил, что выломать двери не удастся. Даже младший сержант Задонский, известный своим ударом ногой, может сразу не справиться. А если не справится сразу, значит, реально можно нарваться на автоматные очереди, что вызовет тревогу и насторожит охрану заложников в столовой.
Старший лейтенант позвал свою группу жестом и вышел в фойе второго этажа. Показал рядовому Новоселову и младшему сержанту Задонскому на бочки с пальмами, за которыми можно было спрятаться. Не лучшее укрытие, но за неимением лучшего приходилось этим пользоваться. Сам Ослябя встал за углом в том же фойе и позвал к себе Чолахова.
— Мобильник свой давай…
— Зачем? — спросил старший прапорщик, тем не менее вытащил из кармана телефон и протянул старшему лейтенанту.
Виктор Юрьевич набрал номер, но не нажал кнопку вызова.
— Ты человек мстительный? — спросил командир взвода.
— Не знаю. Наверное. Кровь горячая…
— Воспылай со своей горячей кровью ненавистью к эмиру Харунову. Назови себя. Он знает, что тебя не было на чердаке с другими, которых убили, но не знает, где ты находишься. Трави его, как травят собаку. Вспомни, как его бандиты тащили куда-то сестру твоей жены. Все вспомни. Вспомни, и возненавидь, воспылай чувством справедливой мести и сообщи ему, что уже убил шестерых его бандитов. И убьешь еще. И его самого скоро убьешь. Грози ему, что с живого шкуру снимешь и снимать начнешь не со спины, а с лица перед зеркалом. Он мужик красивый, женщинам наверняка нравится, и знает это. Такие любят в зеркало смотреться. Пусть увидит, какая у него морда без кожи. Будет в зеркало смотреть, а ты будешь с лица кожу снимать.
Старший лейтенант протянул Чолахову телефон.
— Звони.
— По-русски разговаривать?
— Зачем? Ты же не на концерте. Говори на родном языке. Пугай его, угрожай зверским тоном. Но не громко, чтобы тебя через дверь не услышали. Можешь даже жутким шепотом говорить. И объясни, что на столовую смотришь и тебе очень не нравятся часовые на крыльце. Он догадается, что ты где-то рядом прячешься. Я надеюсь, что у Харунова тоже горячая кровь. Необходимо добиться, чтобы он вспыхнул и сам пожелал тебе отомстить. Обзови его педиком. Для мужчины нет хуже оскорбления. Пусть лютует. Скажи даже, что про него все так говорят. Все его педиком считают. И смейся над ним…
Старший прапорщик, слушавший чуть растерянно, вдруг заулыбался и решительно нажал кнопку вызова. Ответили ему быстро.
Ослябя уже несколько раз пожалел, что не знает языков кавказских народов. Хотя, при его занятости по службе, и выучить эти языки невозможно, потому что их очень много. Разговор Чолахова послушать хотелось бы. Наверное, Шахмырза умел говорить красиво и убедительно. И уже очень скоро из-за закрытой двери номера Харунова послышался грохот. Эмир в расстроенных чувствах, кажется, ломал мебель. Впрочем, ему было не жалко чужую мебель, как не жалко чужих жизней. Но, очень уважая себя, он не мог терпеть, когда ему выказывали неуважение и даже презрение. А лицо Чолахова выражало именно это. Он говорил и говорил, временами переходя с шепота на громкую речь, и тогда Виктор Юрьевич прикладывал палец к губам, требуя от старшего прапорщика снова говорить шепотом. Старший прапорщик был человеком управляемым и легко корректировал свое поведение. Но эмир Харунов, наверное, никогда не выслушивал еще таких отзывов о своей особе.
Шахмырза сначала опустил руку с мобильным телефоном, потом и сам телефон убрал в карман.
— Не стал слушать. Отключился от разговора…
— Сказал, что ты у столовой?
— После этого он и отключил связь. Не знаю, услышал или нет…