Поразительно, до какой степени в наше время развита среди нашей молодежи эта превратная мысль о служении людям, народу. Мальчик, девочка, вся исполненная всяких слабостей, вся живущая трудами рабочего народа, сейчас же хочет служить ему и, разумеется, воспитывать, образовывать, лечить, учить его. И если человек искренно и точно, как я думаю, это делали вы, начнет это делать, то, если он не глуп, то он скоро увидит, что он совсем не нужен и что никто его не просит служить народу. Поняв же это, человек, к[оторый] не имеет никакой другой хорошей стоящей посвящения своих сил цели, не может не прийти и в отчаяние, может и покончить с собой. Объяснить же человеку его ошибку — ему никак нельзя п[отому], ч[то] человек не религиозен, а религии такой человек не только не понимает, но давно решил, что вся <она> — одна глупость, которую давно уже переросло человечество и он вместе с человечеством. А ответ на его отчаяние и недоумение ведь только один: ответ в том, что никто не призван, чтобы служить народу, исправлять, учить его. Призван ты только к одному: к тому, чтобы прожить твою жизнь так, как этого хочет тот или то, что произвело твою жизнь. А хочет он или оно не того, чтобы ты служил народу, исправлял, учил других, а только того, чтобы ты служил ему и учил, исправлял себя, т[ак] к[ак] только этим исправлением и учением себя ты только и можешь служить другим. Служить же ему ты можешь только тем, чтобы сделать то, чему учили и учат все величайшие мудрецы от Браминов, Будды, Христа до Паскаля, Канта, Эмерсона, Чаннинга и др., а именно тому, чтобы исправлять себя, увеличивать в себе любовь ко всем людям и уничтожать в себе всё то, что препятствует этой любви. И дела этого, работы над самим собой, для каждого из нас слишком достаточно, чтобы браться за другое. Доказательство же того, что это так, что в этом, а не в служении народу, лечении, учении, исправлении его — дело нашей жизни, доказательство этого в том, что тогда как всё другое — вне, это одно вполне в нашей власти, а кроме того еще и в том, что только этой деятельностью в самом себе можно точно служить людям.
(Выписать: мы живем дурно!)1
Записок ваших не присылайте, советовал бы вам и не писать их.2
Печатается по черновику-автографу на девяти страницах почтовой бумаги. Судя по помете В. Ф. Булгакова на копии, письмо отправлено не было. Дата определяется по записи в Дневнике 23 марта: «Писал письмо о самоубийстве. Тоже не нравится» (т. 58, стр. 28). На черновике-автографе подписано рукой В. Ф. Булгакова: «19 марта 1910 г.», но, повидимому, это ошибка, так как письмо фельдшерицы стерлитамакского земства Р. С. Лабковской, которое вызвало ответ Толстого, было получено лишь 20 марта. Кроме публикуемого текста, имеются два черновика-варианта, датированные 23 и 25 марта 1910 г., которые вошли в статью Толстого «О безумии» (т. 38, стр. 395 и 584), начинающуюся с главы, посвященной вопросу о самоубийстве.
См. запись в Дневнике Толстого 17 марта 1910 г., развитую в данном письме (т. 58, стр. 26).
1 См. письмо № 151.
2 Р. С. Лабковская в своем письме к Толстому от 12 марта сообщала, что написала записки и собирается еще при своей жизни напечатать их.
* 234. Л. В. Дашкевичу.
Дашкевичу.
Леонид Вячеславович!
С прекрасно выраженной в вашем письме мыслью о возмутительном вмешательстве правительства в основные устои жизни народа вполне согласен.
Благодарю за присылку книги. Непременно прочту ее. Угадывая ее содержание, радуюсь ее появлению.
С совершенным уважением
Лев Толстой.
25 марта 10 г.
Ясная Поляна
Кроме машинописного подлинника, имеется черновик-автограф на конверте письма Дашкевича.
Леонид Вячеславович Дашкевич (р. 1855) — юрист, земский деятель, познакомился с Толстым в конце 1870-х гг., бывал в Ясной Поляне.
Ответ на письмо Дашкевича от 24 марта, приславшего Толстому свою книгу: «Государственные избирательные законы. Аграрный переворот. Сельский суд», М. 1909, где критиковалась аграрная реформа Столыпина.
235. В. А. Молочникову.
Сейчас получил вашу открытку, брат Владимир, вы пишете о том благе, к[оторое] испытываете, отдаваясь одной внутренней духовной жизни, происходящей вне времени, только в настоящем. Я всё более и более приучаю себя к этой единой истинной жизни, и хотя еще оч[ень] далек от того, чтобы жить так, все-таки подвигаюсь и по мере движения испытываю то полное спокойствие, бесстрашие, свободу, удовлетворенность, к[оторую] и вы начинаете испытывать. Радуюсь за вас. Вам в вашем положении это особенно нужно и дорого.
Пишите, когда можете. Всегда с радостью вижу ваш почерк. Повторяю вопрос: не могу ли чем служить? Рад бы был.
Впервые опубликовано в журнале «Жизнь для всех» 1910, 7, стр. 132—133. Дата определяется почтовым штемпелем дня получения открытки Молочникова: «Засека, 25 марта 1910», отправленной из Новгородской тюрьмы 15 марта. На открытке тюремный штемпель: «Просмотрено».