ПСС. Том 76. Письма, 1905 (июль-декабрь) — 1906

Благодарю вас за фотографии. Вы так серьезно относитесь к своему делу, что я не побоюсь сказать вам откровенно свое мнение о ваших картинах. Мне нравятся и Сергий отрок,¹ и два монаха в Соловецком.² Первая больше по чувству, вторая больше по изображению и по поэтично-религиозному настроению. Две же другие,³ особенно последняя, несмотря на прекрасные лица, не нравится мне. Христос не то что нехорош, но самая мысль изображать Христа, по-моему, ошибочна. Дорого в ваших картинах серьезность их замысла, но эта-то самая серьезность и составляет трудность осуществления. Помогай вам бог не унывать и не уставать на этом пути. У вас всё есть для успеха. Не сердитесь на меня за откровенность, вызванную уважением к вам.

Лев Толстой.

3 окт. 1906.

Печатается по копировальной книге № 7, лл. 129—130.

Михаил Васильевич Нестеров (1862—1942) — художник, знаком с Толстым с 1906 г. Известен карандашный набросок и портрет Толстого работы Нестерова. Иллюстрировал рассказ Толстого «Три старца».

Ответ на письмо от 24 сентября 1906 г., одновременно с которым Нестеров посылал фотографические снимки со своих картин.

¹ Картина «Видение отрока Варфоломея», начатая в 1887 г. и писавшаяся несколько лет, в настоящее время находится в Государственной Третьяковской галерее.

² Картина «Мечтатели», написана в 1903 г.

³ Картины «Юность преподобного Сергия (на земле мир и в человецех благоволение)» (1892—1897) и «Святая Русь» (1901—1905). Первая находится в настоящее время в Государственной Третьяковской галерее, вторая — в Академии художеств в Ленинграде.

* 283. В. Г. Черткову от 3 октября.

* 284. А. А. Ягн.

1906 г. Октября 3. Я. П.

Очень рад ответить на ваш вопрос. Мнение мое о безнравственности борьбы и участия в борьбе с насилием так же мало может измениться, как и мнение о том, что безнравственно убивать, красть или развратничать. Участие в революции есть грубое суеверие, гипноз вроде того, вследствие к[оторого] происходили всякие, и детские в том числе, крестовые походы. Люди, делавшие тогда эти глупые и безнравственные поступки, не видали тогда их глупости и безнравственности так же, как теперь не видят революционеры глупости и безнравственности своих. — Я понимаю, что большей частью безнравственные люди, участвующие в правительстве, приведенные к этому дурному делу своим прошедшим и положением, могут совершать мерзкие поступки, не видя всей их мерзости и оправдываясь тем, что этого от них требуют. Но с какой стати частный человек, которого ничто не завлекает к борьбе и преступлениям, вдруг ни с того ни с сего решив, что существующее правительство не такое, какое ему кажется, что должно быть, начнет делать всякие гадости, лгать, обманывать, раздражаться и раздражать и под конец убивать, а мож[ет] б[ыть], и грабить. Если ему тяжело жить при дурном правительстве, то он может или уйти за границу, как это делал Герцен и другие, или, если противно его совести повиноваться требованиям правительства, перестать повиноваться им: не платить податей, не пользоваться учреждения[ми] правительства, не служить ему, не итти в солдаты; если и это ему тяжело, то устроить себе с своими единомышленниками такую жизнь, к[отор]ая имела бы как можно меньше отношения к правительству. Одним словом, устроить свою жизнь самыми разнообразными способами, только не тем и глупым и безнравственным способом, к[отор]ым устраивают ее себе революционеры, — безнравственным, п[отому] ч[то], будучи революционером, нельзя быть правдивым, нельзя не лгать, нельзя быть смиренным и добрым, а надо быть готовым для будущей мнимо благой цели на всякого рода гадости и совершать их. Глупый же этот способ, поразительно глупый тем, во-1-х, что, если революционеры возмущаются чем и борются против чего, то возмущаются они и борются против права, приписываемого себе некоторыми людьми (правительством), употреблять насилие против других, и это-то самое право приписывают себе революционеры. Это до такой степени поразительно глупо, что не видеть этого могут только люди, находящиеся в полном гипнозе. Bo-2-x, столь же очевидно глупо стремиться улучшить положение общества не только рядом преступлений, но и приписыванием себе самозванного права совершать эти преступления во имя того же самого мнимого общего блага, во имя к[оторого] совершаются преступления правительства. Глупо это п[отому], ч[то] всякий мыслящий человек не может не видеть, что улучшение жизни общества, т. е. отношений людей между собою, может происходить только вследствие нравственного улучшения людей общества. Революционная же деятельность, состоящая из преступлений и вызывающая всё большие и большие преступления со стороны правительства, может только развращать членов общества, а никак не улучшать их нравственно.