ПСС. Том 71. Письма, 1898

Хотя мы и никогда не видались, мы знаем и любим друг друга, и потому я смело обращаюсь к вам с просьбой оказать мне большую [помощь]. Дело,¹ которое, [я имею к вам], должно [остаться никому не известным], кроме вас, [и по]этому никому не говорите и про это письмо, а ответьте мне (Моск. Кур. дор., ст. Козловка), где вы теперь и готовы ли помочь мне?

Пишу так кратко, потому что мало надеюсь, чтобы при недостаточном адресе письмо дошло до вас.

Лев Толстой.

Письмо написано на небольшом клочке почтовой бумаги, поврежденной от сырости. Некоторые слова, отсутствующие в автографе, восстановлены со слов А. А. Ернефельта. Впервые опубликовано в книге: «Дневник Льва Николаевича Толстого», I, М. 1916, стр. 152.

Арвид Александрович Ернефельт (1861—1933) — финский писатель, сочувствовавший взглядам Толстого.

См. о нем в т. 58, стр. 344—346.

¹ Толстой имеет в виду предполагаемый уход его из Ясной Поляны. См. т. 53, а также в книге: Арвид Ернефельт, «Мое пробуждение», М. 1921, стр. XX.

Ернефельт ответил письмом от 2 августа, в котором писал, что он «очень рад служить» Толстому.

197. В. Г. Черткову от 18 июля 1898 г.

* 198. А. Н. Дунаеву.

1898 г. Июля 19—20. Я. П.

Пожалуйста, перешлите, если они находятся у вас или у Петра Алексеевича,¹ рукописи Маньковского² «Грешник» и «Дурак» по следующему адресу: Ольгополь. Семену Филимоновичу Маньковскому.

Л. Толстой.

На обороте: Москва. Ильинка. Торговый банк. Александру Никифоровичу Дунаеву.

Датируется на основании почтовых штемпелей.

¹ П. А. Булахов.

² См. прим. к письму № 100.

199. Л. Ф. Анненковой.

1898 г. Июля 20. Я. П.

Хочется хоть несколькими словами поблагодарить вас, дорогая Леонила Фоминична, за ваше хорошее письмо. Разумеется, слабость — всякая исключительная привязанность — это только несколько расширенный эгоизм. Очень вредное заблуждение смешивать любовь, привязанность к исключительным лицам с любовью христианской, божеской, которая должна быть обращена к людям, к к[оторым] равнодушен, и еще лучше— к врагам. Любовь к людям, к которым равнодушен, или к врагам, кажется противоречием, но это кажется только, п[отому] ч[то] одним именем называем два разных чувства. Любовь к близким, к избранным очень хорошее свойство, как физическая сила, красота, ловкость, энергия, но свойство это не имеет ничего общего с любовью христианской, часто, почти всегда она мешает проявлению хр[истианской] любви. Христ[ианская] любовь есть готовность служения людям, есть перенесение интереса своего в служение всем людям и существам безразлично.

И я думаю, что это можно и что чувство это может быть очень сильно.

Что вы мне ничего не написали про Машу?¹ Как вы нашли ее в духовном отношении?

За совет ваш относительно Л[евы] благодарю и стараюсь следовать ему. Я здоров, но желал бы себе больше покорности и смирения. Прощайте. Привет К[онстантину] Н[иканоровичу].

Л. Т.

20 июля.

На конверте: Леониле Фоминичне Анненковой. Курск, губ., станция Льгов.

Впервые опубликовано в «Ежемесячном журнале» 1914, 11, стр. 65—66. Год в дате определяется по почтовым штемпелям.

Ответ на письмо Анненковой от 12 июля, в котором она писала о чувстве одиночества и тоски в связи со своими воспоминаниями о смерти племянницы; спрашивала Толстого про его отношения с сыном Львом и выражала надежду на улучшение этих отношений путем воздействия на него со стороны Толстого.

¹ Анненкова по дороге из Ясной Поляны домой заезжала к М. Л. Оболенской.

200. М. Л. Оболенской.

1898 г. Июля 20—21? Я. П.

Спасибо, милая голубушка Маша, за намерение твоего письма. Ты писала его любя, но я даже не прочел его, а только пробежал, так мне тяжело об этом думать, думать о причине, а не думать о себе. С трудом справляюсь с собой и не знаю еще, как справлюсь.¹ Прошу бога не оставлять меня и говорю себе, что если эта задача задана им мне, то надо решать ее как следует, как он хочет. Но тяжело, и ты очень недостаешь мне. С радостью думаю о твоем приезде.² Сейчас говорил с Таней, очень любя, очень ругал ее за ее эгоистическую жизнь. Вопрос ее не между ею и С[ухотиным],³ а между ею и богом. Несчастье всех нас, и ее особенно, то, что мы забываем то, что жизнь для себя, для своего счастья есть погибель. Она забыла и погибает. Я мучаюсь в той мере, в к[оторой] это забываю. Боюсь, что болезнь твоя, кумыс, заботы о себе не испортили тебя, не лишили бы тебя той одной истинной жизни, к[оторая] состоит в том, чтобы перевязывать Сергею⁴ вонючую рану, к[оторую] ты знаешь.

Л. Т.

На обороте: Московско-Курск. ж. д. Ст[анция] Кресты. Марье Львовне Оболенской.

Впервые опубликовано в журнале «Современные записки», XXVII, Париж 1926, стр. 253, с неверной датой «июнь 1898 г.». Датируется на основании почтовых штемпелей.