Псмит в Сити

Они направились к небольшой купе деревьев, возле которой уже собралась порядочная толпа. Очевидно, внимание речам ораторов было одним из модных воскресных развлечений клапамцев. Мистер Уоллер на ходу говорил и жестикулировал без передышки. Псмит держался, пожалуй, несколько снисходительно, но проявлял интерес. Майк шагал на митинг с видом пса, которого вот-вот начнут мыть. Он ненавидел всю эту затею с пылом, достойным более высокой цели. Почему-то он чувствовал, что до истечения дня его принудят выставить себя дураком. Но он дал себе клятву, что ничто не понудит его влезть на маленький помост, воздвигнутый для удобства ораторов.

По мере их приближения голоса товарищей Уотерспуна и Преббла стали более слышны. Впрочем, слышны они были все время и даже очень, но теперь выросли в звучности. Товарищ Уотерспун оказался высоким тощим мужчиной с пронзительным голосом. Он брызгал гласными и согласными диалекта лондонских кокни, будто струи фонтана под сильным ветром. И был очень убедителен. Товарищ Преббл тоже был убедителен. Пожалуй, даже больше товарища Уотерспуна. Однако помехой ему в известной степени служило отсутствие нёба, что придавало самым глубоким его мыслям некую загадочность, будто излагались они на неведомом языке. Вокруг его помоста толпа была особенно густа. Взрослая часть слушателей явно воспринимала его как клоуна, не более и не менее, разражаясь счастливым хохотом, когда он побуждал их промаршировать на Парк-лейн и разграбить таковой без милосердия или угрызений совести. Детишки были более скептичны, и некоторых увели в слезах.

Когда мистер Уоллер поднялся на помост номер три, его слушатели поначалу состояли только из Псмита, Майка и фокстерьера. Мало-помалу он привлек и других. После некоторых колебаний толпа пришла к выводу, что его стоит послушать. У него был собственный метод. Не имея природных дарований, которые выделяли товарища Преббла как любимца публики, он возмещал их отсутствие кипучестью. Там, где его коллеги стояли относительно спокойно, мистер Уоллер вел себя с живостью, приписываемой обычно только горошинам в совке или кошке на раскаленных кирпичах. Он складывался пополам, обличая палату лордов. Он сигал из стороны в сторону, анатомируя манипуляции плутократов. В сокрушительной атаке на монархический строй он запрыгал на одной ноге. Именно на что-то такое толпа и явилась поглазеть. Товарищ Уотерспун превратился в глас вопиющего в пустыне, и даже недостаток нёба товарища Преббла не удержал его пасомых. Все наличные слушатели собрались у помоста номер три.

Майк, отъединенный от Псмита движениями толпы, слушал с нарастающим унынием. На него волной нахлынуло то чувство, которое порой обрушивается на впечатлительных людей в театре, когда на сцене кто-нибудь ведет себя нелепо — нелогичное ощущение, будто в калошу сел ты, а не актер. Майку нравился мистер Уоллер, и ему было тошно смотреть, как он выставляет себя на посмешище толпе. Тот факт, что мистер Уоллер не знал, что его осыпают насмешками, а ошибочно считал их криками одобрения, дела не меняло. В Майке просыпалось смутное бешенство.

Его негодование начало обретать более личную направленность, когда оратор, отклонившись от ведущей темы Социализма, перешел на трезвенность. Причин касаться трезвости у мистера Уоллера особых не было, кроме энтузиазма. Он связал трезвенность со своими высказываниями о социализме, приписав летаргию масс их приверженности алкоголю, и толпа, благодушно похлопывавшая себя по спине при нападениях на Сословные Привилегии и Собственность, возмутилась, обнаружив, что сама стала предметом нападения. Люди пришли сюда послушать, как ораторы будут убеждать их, что они самые лучшие ребята на земле, а не тыкать в их пустяковые недостатки. Настроение толпы стало враждебным. Насмешки посыпались чаще и утратили благодушие.

— Намерения у товарища Уоллера наилучшие, — произнес голос над ухом Майка, — но если он и дальше будет долбить их, осложнений не избежать.

— Послушай, Псмит, — быстро сказал Майк, — не могли бы мы остановить его? Эти типчики уже сыты по горло и так накалились, что способны на что угодно. Вот-вот кинутся на него или вытворят что похуже.

— Как можем мы запрудить поток? Не представляю. Он весь на взводе. Он намерен излить душу, хоть трава не расти. Чувствую, мы снова вляпались, товарищ Джексон. Нам остается только сидеть тихо и не высовываться.

Вид толпы с каждой минутой становился все более угрожающим. Особенно щедры на комментарии оказались молодые люди типа хулиганствующих бездельников неподалеку от Майка. Взгляд Псмита был обращен на оратора, но Майк внимательно следил за этой компанией. Внезапно он увидел, как дюжий молодчик в матерчатой кепке и без воротничка нагнулся.

Когда молодчик выпрямился, в руке у него был камень. Вид камня пришпорил Майка. В нем уже полчаса тлела смутная ярость, ни на кого конкретно не направленная. Теперь она сконцентрировалась на кепочнике.