— Сказочник ты. Не помнишь, куда этого нести? Рожа чего-то незнакомая.
— Третий ряд, если не ошибаюсь.
Их начали узнавать. Подходили, здоровались. Благодарили.
— Видишь? То ли ещё будет.
Андрей не спорил. Вахты на «дороге боли» сделали жизнь чуть ярче, всё лучше, чем лежать и жалеть себя. Но в перемены Андрей не верил даже на грош — не бывает счастливых концов у страшных историй.
Через несколько дней случилось странное. Они привычно вышли на «точку», сели на перевернутые ящики под табло. Андрей закурил, в ожидании первого «овоща». И тут к ним подошла женщина. Лет за тридцать, с серым измученным лицом. Немного помялась, не решаясь заговорить.
— Привет, — она с трудом улыбнулась, будто вспоминала, как это делается, — Можно к вам присоединиться? У меня вот бутылка есть, я воды свежей набрала.
— Конечно! Мы всегда рады помощи. Садись!
Захаров подвинулся, освобождая ей место.
— Я Иван, а он Андрей.
— Жанна.
Она улыбнулась снова. Уверенней, с блеском в глазах. На мгновение появились ямочки на щеках. Больше не колеблясь, она присела рядом с мужчинами. Да так и осталась на весь день. Отпаивала несчастных психотов, приносила ещё воды, в свободные минуты рассказывала глупые, но почему-то смешные анекдоты. А на следующий день пришла снова. И снова. Превратившись в «сестру милосердия» их маленькой команды. А затем и вовсе переселилась к ним в палатку. Отчего Андрей впал в настоящую растерянность.
Следующими были двое мужчин. Петр и Алексей. Хмурые, не слишком разговорчивые, они впряглись в лямку помощи другим. С каждым днём словно оттаивая и приходя в себя. Чтобы тоже однажды утром перебраться в центральную палатку.
— Так скоро у нас столпотворение будет, — ворчал Андрей, когда его мог услышать только Иван. Но делал это больше для формы, чтобы не сглазить внезапный проблеск во тьме.
Иван понимающе усмехался и продолжал ткать сети добра.
За брезентовой стеной уже легла темнота. Завернувшись в спальник, Андрей прикрыл глаза. Баю-баюшки-баю, напевал он сам себе. И тут услышал на улице голоса. Почти рядом, в паре шагов.
— Слышь, баклан! Тебе чо, больше всех надо?
— А ты кто такой, чтобы спрашивать? — ответил невидимый Иван.
— Ща узнаешь!
Чудовище заворочалось снаружи. Глухие звуки ударов. Андрей вскочил, не одеваясь, бросился туда. Влетел в толпу. Следом, с криками бежали на помощь Пётр с Алексеем. И с визгом Жанна, размахивая зачем-то грязной тряпкой…
По очкам они проиграли. Силы были не равны, а синяков на лицах чересчур много. Но незваные гости дрогнули, отступили, убрались обратно в темноту выкрикивая угрозы.
— Ничего, — шептал разбитыми губами Иван, — скоро мы всё изменим. Веришь?
Андрей не ответил. Сплюнул красным и пошел обратно в палатку.
Рано утром, после побоища, он вышел в рассветную серость. Закурил, осторожно потрогал пальцами распухшую щеку. Опустил взгляд в землю и чуть не закричал.
Выронил сигарету. Встал на колени, чтобы лучше разглядеть. Вскочил, бросился в палатку. Нашел обрезанную пластиковую бутылку, которую использовал вместо чашки. Вернулся, снова бухнулся в грязь. Медленно, очень осторожно, разрывая пальцами, вынул кусок земли, переложил в импровизированный горшок. Поднял к самым глазам. Из черной горькой земли тянулся зелёный росток. Хрупкий, беззащитный. Всего два крошечных листочка. Двойник надежды, подаренной Иваном.
Во имя ничего. Часть 4
Сейчас
Проснулся Андрей очень рано. Из окна текли сумерки, густые как манная каша. На часы смотреть он даже не стал — за последний месяц время потеряло значение. Переезды, ожидания, быстрые наскоки «акций»: всё происходило по команде Джакалика, опоздать было невозможно, как и сдвинуть сроки. Потому Андрей давно снял хромированный браслет с запястья, кинул на дно рюкзака и больше не вспоминал. А телефоны Джакалик запрещал ради конспирации.
Сегодня он спал один. Алиса то отталкивала его, то набрасывалась с болезненной страстью. Почти после каждой проведенной «акции» он оказывался в её постели. В этом чувствовалось какое-то извращение, сумасшествие и одержимость девушки ненавистью и смертью. Но прервать отношения Андрей не мог. Натянутая связь причиняла боль, резала по живому, но поддерживала его от погружения в пучину безысходности.
В квартире стояла тишина. После «движа» психоты будут отсыпаться до полудня, и можно спокойно побыть в одиночестве. Андрей встал и пошел на кухню. Сварил кофе, закурил, долго смотрел на рассвет за окном. Хотелось взорвать жизнь чем-то ярким, праздничным, вырваться из колеса ненависти, культивируемой Джакаликом. Бросить всё и бежать? Но Алиса не пойдет с ним, а одиночество еще хуже. Андрей должен был сделать хоть что-то, или безнадежность грозила захлестнуть девятым валом. Он вздохнул и открыл холодильник.
Говядину Андрей порезал кусочками и бросил в кастрюлю. Залил водой и водрузил на плиту. Дождался пока закипит, снял пену шумовкой и оставил вариться. Почистил картошку с луком и кинул в миску с холодной водой дожидаться своей очереди. Помыл помидоры. Мелко покрошил зелень. Подкинул в кастрюлю с мясом корешок сельдерея.