Псевдоним «Эльза»

Она просила и знала, что он не может отказаться. Что честь дороже жизни. Что, вполне вероятно, судьба России в его руках, в руках его друзей, она зависит от их решительности. Так почти сто лет назад, бессонной ночью 14 декабря 1825 года, перед восстанием декабристов княгиня Екатерина Трубецкая, наверное, молила супруга не ходить на Сенатскую площадь. И знала, что он не сможет не пойти. И знала, что пойдет за ним в ссылку, на казнь, примет все страдания. Потому что иначе нельзя. В их руках – судьба России.

– Маша, о чём ты? Это невозможно.

Гриц с нежностью взял её руки, поцеловал пальцы.

– Ты же слышала речь Пуришкевича в Думе. Он говорил о пагубности присутствия Распутина при царе. Требуется всего лишь рекомендация старца, чтобы самый захудалый гражданин мог занять высокий пост. Тёмный мужик не может больше править Россией. То, что задумал Феликс, что мы вместе с ним задумали, это единственный выход, Маша. Разве ты не видишь, что происходит? – он говорил горячо, убедительно. – Просвещённая, европейская Россия, как её задумал император Петр, в опасности. Силы хаоса, поднимающиеся из самой глубины, становятся всё могущественнее, это силы тьмы, силы варварства, угрожающие образованию и культуре. Распутин – их посланец. Его цель уничтожить династию как основу миропорядка в России. Уничтожить всё созданное с петровских времен могущество империи, разложить её. Государь слаб, безволен. Он не может противостоять их натиску. Николай Александрович прекрасный человек, он добр, он привязан к семье. Но эти силы уничтожат и его самого, и его семью, он пригрел змею, хотя пока не понимает этого. Силы, которые представляет Распутин, не оставят его в живых, но они уничтожат и всё государство. Надо действовать. Это решающий момент в истории России. Такой же, как и 14 декабря 1825 года, – он словно прочитал её мысли, впрочем, они думали об одном и том же, – если бы государь Николай Павлович прислушался к требованиям декабристов, Россия не знала бы крымского позора. Для нас же, Маша, всё обстоит гораздо серьёзнее. Мы выбираем между жизнью и смертью, мы образованный, благородный класс общества, мы – элита, белая кость. Те, от кого зависит будущее страны. Нас сметёт тьма. И надо опередить её, пока не поздно. Отступать некуда. Как говорил когда-то граф Платон Зубов, фаворит государыни Екатерины, «если государь заблуждается, гвардия выйдет из казарм и его поправит». Блеск той эпохи не угас, пусть не надеются те, кому бы так хотелось. Дух братьев Орловых жив в наших сердцах. Государь помазанник Божий, но он лишь первый среди равных. Гвардия должна снова сказать веское слово. Феликс сказал, Ирина напишет Распутину, позовет его в гости, ведь он страстно охоч до знатных дам, унизить их и издеваться над ними, наслаждаться их страхом.

– Но ведь Ирина в Крыму, – возразила Маша. – Она прислала мне письмо из Ливадии. К тому же княгиня Зинаида Николаевна, матушка Феликса, она не допустит, чтобы «отвратительный монах», как она называет Распутина, переступил порог их дома.

– Зинаиде Николаевне всё известно, – ответил Гриц невозмутимо. – И ради того, чтобы старец навсегда исчез, она готова несколько дней пожить в Москве, куда и отправилась вчера вечером. Через два часа, – Гриц взглянул на часы на каминной полке, – Феликс заедет за Распутиным на своем автомобиле. Я должен быть в это время у него. Мы с Дмитрием Павловичем и Пуришкевичем будем изображать в соседней комнате гостей, которые занимают княгиню Ирину, и она не может уделить время старцу. В это время Феликс должен угостить его пирожными с приправой, – Гриц усмехнулся. – Надеемся, он накушается вдоволь, – добавил уже мрачно. – А если не подействует, будем стрелять.

– Твоя матушка княгиня Алина Николаевна знает? – спросила Маша с замиранием сердца.

– Нет, и ни звуком не обмолвись ей, – предупредил он. – Она близка с Александрой Федоровной, и хотя Распутин ей тоже не нравится, может не удержаться, скажет, чего не следует.

– Гриц, ты должен знать, – она приблизила свое лицо к его лицу, смотрела прямо в глаза, – что бы ни случилось, вплоть до виселицы, Господи сохрани, – она перекрестилась, бросив взгляд на икону, – но и такое случалось, вспомни декабристов. Ссылка, каторга, всё, что угодно. Я всё равно стану твоей женой, пусть родственники лишат меня наследства. Я последую за тобой, босая, нищая. Ты должен знать, я думаю, сейчас сказать об этом очень важно.

– Я знаю, ты – ангел, Маша, – он наклонился и поцеловал её в губы, – я не стою таких жертв. Но будем надеяться, всё обойдется. Что бы ни случилось, оставайся дома. Я дам знать, как всё решится.