Псевдоним «Эльза»

– Адъютант Густава приехал, – сообщила она. – Сейчас поедем домой.

– Подай мне портрет Григория, пожалуйста, – попросила её Маша.

– Да, конечно, – наклонившись, Зина передала ей портрет князя Белозёрского. – Ты видела, как Катрин на него смотрела? – спросила взволнованно. – Она его любила.

– Она его любила, – Маша положила портрет на колени, при тусклом свете свечи вглядываясь с лицо князя. – Я в этом никогда не сомневалась. Может быть, в чём-то и сомневалась. Но только не в этом.

– Прошу вас, дамы, выходите, машина у подъезда.

Адъютант Маннергейма вошел в квартиру Ливен.

– Госпожа Шаховская, позвольте, я вам помогу, – он подошёл к Маше и помог ей подняться. – Опирайтесь на меня.

– Благодарю, – прижимая портрет к груди, Маша осторожно пошла вместе с ним к выходу.

– Маша, я возьму пальто, не волнуйся! – Зина поспешила вслед за ней. – Мы ничего не забыли? Нет, ничего. Слава богу, мы отсюда уходим, – призналась она вполголоса Маренн. – Мне как-то не по себе.

– Я понимаю, – Маренн кивнула. Задув свечу, она поправила штору на окне и вышла из квартиры последней, закрыв дверь на ключ.

«Будем надеяться, княгиня Ливен с кошкой благополучно доберутся до Швеции и обретут там новое уютное жилье, – подумала она, спускаясь по лестнице к машине. – А у этой квартиры со временем появится новый хозяин. И хотелось бы, чтобы это был не какой-нибудь большевистский военачальник, отличившийся при штурме линии Маннергейма, а такая же добрая старушка с кошкой, как княгиня Ливен».

* * *

Ночь прошла в ожидании. Наконец около семи часов утра позвонил Росслинг – поступило сообщение из Берлина. Маренн немедленно выехала к нему. Сообщение пришло от Шелленберга. Оно было коротким. «Эльза и ваша подопечная благополучно добрались до места, – говорилось в нём. – В Хельсинки становится опасно. Вылетайте в Берлин. Приказ рейхсфюрера СС».

– Всё прошло гладко? – спросила Маренн гауптштурмфюрера. – Никаких осложнений?

– Кое-какие были, – тот криво усмехнулся. – С большевиками иначе не получится. Эльза настояла, чтобы её и княгиню Ливен переправляли порознь, – сообщил Росслинг. – Рильке сначала возражал, пришлось согласовывать. Но это оказалось правильным решением. Эльзу ждали на той стороне агенты НКВД. Сидели наготове в Стокгольме. Как только им сообщили, что она оказалась в Швеции, они сразу же арестовали её.

– А княгиня Ливен? – спросила Маренн напряжённо, такие подробности ей не понравились. – Её, я надеюсь, не арестовали? Рильке не допустил этого?

– Наши люди перевезли её в Евле, – ответил Росслинг. – Оберштурмфюрер Рильке выдал ей деньги, как вы просили. Она сняла жилье. Мне приказано позаботиться о том, чтобы в Швеции её взяли под опеку наши люди. Я уже отдал распоряжение. Пока подержим её под своим контролем. Кто знает, может быть, Эльзе удастся выкрутиться в Москве, она вернётся на службу и снова вспомнит о своей протеже. Тогда мы со спокойной совестью передадим ей старушку. Так распорядились сверху.

– Это хорошо, – кивнула Маренн. – Они её ждали. Даже на землю ступить спокойно не дали, – она покачала головой.

Она вспомнила горький, прощальный взгляд Катрин, когда она садилась в машину. Она знала, что её ждут, что предстоит ей в Москве, она ни одной секунды не заблуждалась насчёт своих хозяев.

– Что ж, нам надо возвращаться в Берлин. Я попрошу вас, Курт, – оторвавшись от грустных мыслей, Маренн обратилась к Росслингу. – Закажите для нас самолет. Я закончила все свои дела и могу наконец вернуться к своей работе в клинике Шарите. К тому же я очень соскучилась по дочери.

– Когда вы планируете вылетать? – спросил Росслинг деловито. – Я всё сделаю.

– Хотелось бы сегодня вечером, – предположила Маренн. – Я сейчас дам распоряжение своим людям, чтобы они были готовы.

– Я сообщу в Берлин, – пообещал Росслинг.

* * *

Глава Совета обороны Финляндии маршал Карл Густав Маннергейм приехал лично проводить Маренн на аэродром. Стоя у трапа, Маренн совсем не удивилась, когда, выйдя из машины, барон подал руку второму пассажиру, находившемуся внутри. И через мгновение она увидела, как княжна Шаховская осторожно вышла из машины вслед за ним. Ветер раздувал полы её длинного мехового манто. Она осторожно ступала по лётному полю ногами, обутыми в замшевые ботинки. Она шла сама, и по тому, как с лица её не сходила улыбка, Маренн понимала – она счастлива, что может идти вот так, опираясь на руку любимого человека, без всякой посторонней помощи. Она, казалось, даже не замечала Зину, которая вышла из машины третьей и всё время старалась держаться поближе к Маше, чтобы поддержать в случае чего. Верная спутница Мари, её ангел-хранитель Зина, выглядела обеспокоенной – даже Маннергейму она не доверяла.

– Я только повторю ещё раз то, что уже говорил вам, вы совершили чудо, – подойдя к трапу, Маннергейм с признательностью сжал руку Маренн.

– Вы мне вернули жизнь, – взволнованно добавила Маша. – Я никогда не забуду этого, я буду молиться за вас вечно. Если бы я могла, я бы встала на колени. Но нога пока плохо сгибается, – добавила она смущённо.