«Пуская угрюмый рифмотвор,
Повитый маком и крапивой,
Холодных од творец ретивый,
На скучный лад сплетая вздор,
Зовет обедать генерала, —
О Галич, верный друг бокала
И жирных утренних пиров,
Тебя зову, мудрец ленивый
В приют поэзии счастливый,
Под отдаленный неги кров.
(…)
Садись на тройку злых коней,
Оставь Петрополь и заботы»… (I – 128)
Еще раз появляется Петрополь в язвительном контексте стихотворения «Тень Фонвизина» («Вралих Петрополя богиня, / Пред ним со страха пала ниц»), напрямую отсылающего читателя к шуточному посланию Дениса Ивановича.
С запасом фраков и жилетов, Et cetera, et cetera. – Этот отрывок – скрытая отсылка к стихам И.И. Дмитриева «Путешествие N. N. в Париж и Лондон, писанное за три дни до путешествия» (Гроссман1958, 275). Под N. N. скрывался Василий Львович Пушкин – дядя Александра Сергеевича, сам поэт и предмет постоянных шуток и розыгрышей в литературных кругах. В 1803 году Василий Львович побывал в Париже и Лондоне и опубликовал в «Вестнике Европы» пространное письмо с описанием своего путешествия, после чего и появилась на свет литературная шутка Дмитриева. Стихи Дмитриева построены на постоянном перечислении событий и лиц, встречаемых N. N. в путешествии, а также вещей, им приобретаемых. Есть там и строки, невольно приходившие в голову при знакомстве с багажом графа Нулина:
«Сегодня на корабль отдам
Все, все мои приобретенья
В двух знаменитейших странах!
Я вне себя от восхищенья!
В каких явлюсь я сапогах!
Какие фраки! панталоны!
Всему новейшие фасоны!
Какой прекрасный выбор книг!
Считайте – я скажу вам вмиг:
Бюффон, Руссо, Мабли, Корнилий,
Гомер, Плутарх, Тацит, Вергилий,
Весь Шакеспер, весь Поп и Гюм;
Журналы Аддисона, Стиля…
И всё Дидота, Баскервиля!
Европы целой собрал ум!»
Стихи эти, по признанию самого Дмитриева, были напечатаны «с согласия автора, и только для круга коротких наших знакомцев» ( ДмитриевИ, 45), то есть представляли собой элемент литературной игры, принятой в карамзинском кругу. Соответственно и строки «Графа Нулина», перекликающиеся с вышеприведенным отрывком, продолжают литературную игру и служат намеком «для посвященных». Характерно, что в стихах А.С. Пушкина из письма к дяде Василию Львовичу от апреля 1816 г. содержится тот же оборот: «et caetera», венчающий описание графского багажа.
С запасом фраков и жилетов , – здесь и далее перечисляются детали светского костюма, то есть одежды для театра, приема, бала, прогулки. Самым модным в 1825 году был фрак с бархатным воротником. Черный цвет еще не стал обязательным, и на прогулку надевали фрак синий или зеленый, с металлическими пуговицами, а для визитов – фиолетовый. Длина фалд и форма фрака постоянно варьировались. В описываемое время в моде был достаточно высокий, «стоячий» воротник. Пуговицы доходили до самого воротника, и, выходя на прогулку, можно было застегнуть фрак «наглухо». По моде 1825 года молодой человек надевал сразу три жилета. Первым – черный бархатный, на него – жилет красного цвета, а сверху еще один черный жилет, но на этот раз суконный или «казимировый». Красный с черным были самым модным сочетанием цветов сезона «лето-осень 1825». В том случае, если модник хотел выглядеть более традиционно (и менее вызывающе), он надевал только два жилета: бархатный черный и сверху белый «пике». Возможен был и вариант двух бархатных жилетов разного цвета.
Шляп… – самым распространенным типом мужского головного убора светского человека был цилиндр. Цилиндры – «шляпы» – графа скорее всего были заказаны по последней парижской моде – с небольшими и чуть загнутыми полями, невысокой и немного сужающейся кверху тульей. Цвета – в тон фраку и, конечно, черный.
…вееров… – эта деталь костюма указывает на увлечение графа театром. Духота в театрах того времени нередко приводила к обморокам в зрительном зале, поэтому веер в театр брали не только дамы, но и кавалеры. В разговоре с Натальей Павловной граф стремился предстать знатоком парижских театров. Естественно, он не мог обойтись без набора вееров.