Прыжок в длину

Присказка старого каталы, неизвестно что означавшая, неприятно будила в памяти дядю Олега и его морщинистые, вяленые культи. Однако Женечка понимал, что Сергей Аркадьевич желает ему только хорошего, и не хотел, чтобы чудаковатый старик огорчался. Желая сделать доброе дело, чему был втайне не чужд, Женечка вежливо предложил старику «лобовую», то есть игру по-честному, один на один. Чтобы все было по-взрослому, Женечка поставил на кон свой полный выигрыш с начала сезона, который принес из Сбербанка в оттопыренном кармане шортов, зашитом от воров просмоленными черными стежками. Ответить он попросил золотым винтажным «ролексом», который так нравился негодяйчику, что в присутствии Сергея Аркадьевича он каждую минуту знал показания мерцающих стрелок на восхитительно породистом, золотой короной украшенном циферблате. Сели играть в восемь вечера, под пушечное буханье сизого шторма; встали из-за карт в шесть утра, будто на потрепанном корабле посреди сырого слоистого тумана, когда мутный луч розового солнца, проникший в комнату, казалось, был присыпан сахарной пудрой. Во всю эту глухую ночь только бесшумный Павлик иногда входил к набыченным, страшно сосредоточенным игрокам, приносил икорки, шашлыков, виски для хозяина, колы для мальчугана. Напряжение в комнате бродило волнами, электричество то и дело моргало, не могло проморгаться; на маленьком, собранном в комочек лице Сергея Аркадьевича очки совершенно самостоятельно перетаптывались, прыгали, чесали хозяина за ухом, а то отчаянно искали равновесия, чем-то напоминая движения канатоходца, под которым провисает, гуляет веревка. Оба оппонента знали игру до самого дна – но что-то все время вмешивалось, юнцу фартило, как если бы он был заряжен козырями в обоих рукавах, при том что никаких рукавов не было, была мятая футболка и неуклюжие лапы, словно навешенные на плечи при помощи грубых шарниров. В конечном итоге Женечка выиграл у благодетеля не только «ролекс», но и солидную пачечку валюты. От долларов негодяйчик благоразумно отказался. «Не мне, Сергей Аркадьевич, брать ваши деньги», – объяснил он почтительно, прикладывая на запястье вожделенную обновку, любуясь грузным и гладким скольжением браслета. И, хотя такое решение было против всяких правил, старому катале снова понравилось, как это было сказано. «Видите, я не тупой, я просто играю по-другому», – добавил Женечка со всем возможным респектом, и Сергей Аркадьевич с этим согласился.

Он и сам уже понял, что из юнца не выйдет профессионала. То, что помогало юнцу в игре, было не тактильным навыком и не умственным расчетом: то была глубокая убежденность в своем праве на выигрыш, и такое редкое свойство, не имеющее отношения к профессии, надлежало уважать. Также надлежало это свойство использовать. Справедливо рассудив, что убежденность в своих правах относится не только к картам, Сергей Аркадьевич свел юнца с одним интересным человечком.

* * *

Им оказался чернокожий верзила, якобы студент из Ганы на заработках, в действительности мастер мелких, зато многочисленных товарно-денежных потоков.

Верзила отзывался на имя Вася, но что-то подсказывало, что имен и погонял у него имеется не менее дюжины. Ростом под два метра, весь лиловый, как баклажан, Вася был пижон и щеголь. Свой жесткий мох на идеально округлом черепе он блондировал, отчего растительность напоминала овсяную кашу. В передние крупные зубы Вася вставил по бриллианту, и когда он хохотал, разевая до горла глубокую пасть, создавалось впечатление, будто весь он выложен изнутри темно-красным бархатом, как футляр для драгоценностей. Днем Вася для прикрытия работал на пляже: одетый в юбку из соломы и бисера, в короне из крашеных перьев, он азартно лупил по расписным хвостатым барабанам и зычно зазывал отдыхающих «делать фота мумба-юмба». По вечерам он, в легком шелковом костюме, чинно посиживал в ресторане, и к нему, точно на прием в кабинет, стекались неприметные, скованно-суетливые личности, каждый со своим свертком.

Женечка, всегда изучавший свойства людей и вещей, с интересом отметил множественность единой Васиной сущности. Так, у Васи при себе всегда имелся паспорт, ярко-зеленый, раззолоченный в пух и прах тисненой курчавой геральдикой: его Вася любил и охотно предъявлял. Но иногда у него обнаруживался другой, синий с серебром, и еще коричневый, с серебряной же блямбой, изображавшей как бы апофеоз чертежных инструментов. Женечка подозревал, что Вася подбирает паспорт, как и галстук, к цвету костюма – а таких цветов он насчитал десяток, от пыльно-розового до интенсивного лайма.