Прыжок леопарда

Несмотря на довольно-таки раннее время, Гильом был уже одет, гладко выбрит и сидел, занимаясь какой-то писаниной, окруженный тремя писцами, скрипевшими перьями по листам пергамента. Он вскинул голову, приветливо улыбнулся и коротко кивнул де Леви, приглашая его войти безо всяких церемоний.

– Давай, Филипп, присоединяйся! Я тут один ход придумал… – граф был весел, его глаза сверкали каким-то удивительным и задорным блеском, говоря о прекрасном настроении. – То, что я придумал, полагаю, выбьет почву у Тьерри-паскудника!..

Филипп пожал плечами и присел на свободный стул, молча наблюдая за их скрипучей работой. Несмотря на свою грамотность, все-таки он слыл образованным рыцарем, ведь мать научила его помимо письма и чтения, еще немного латыни и, ох, сколько он промучился, еще чуть-чуть музыке. Но он все равно терпеть не мог заниматься бумажной волокитой, хотя и понимал, что за ней будущее, которое менялось и требовало, чтобы и мир не отставал, двигаясь семимильными шагами к прогрессу.

То тут, то там, в разных уголках Европы, все чаще и чаще стали заносить на пергаменты и оммажи, приносимые сюзереном и вассалом, и купчие, и наследственные дела, обозначая окончание темного и смутного времени в жизни рыцарства и всей Европы. Уж лучше иметь четко и красиво написанный пергамент, в котором все разложено по полочкам и где нет разночтений и неясных обязательств, чем, напрягая память и вступая в споры, доказывать, что одно требование правильно, а другое излишне.

Филипп и сам ощутил пользу бумаг на собственной шкуре, когда однажды, после ухода в монастырь его отца, был вынужден столкнуть с грубой попыткой присвоения части его земель одним из ретивых и зарвавшихся соседей, вздумавшим прихватить, под шумок, у молодого наследника кое-что, как ему казалось, плохо лежащее. Филипп приехал к епископу и в его присутствии, вызвав, естественно соседа, зачитал вслух дарственную грамоту, подписанную покойным королем Филиппом и скрепленную печатью его сына-короля Людовика.

Сосед, вздумав артачиться, перешел на откровенную грубость, чего, в сущности, и ожидал получить де Леви. Епископ, не долго думая, отлучил разбойника от церкви и предоставил право де Леви объявить тому частную войну.

Ох, что тут началось! Филипп до сих пор с улыбкой вспоминал эту короткую, но весьма поучительную для соседа, войну. На того разом напали все рыцари, владевшие землями по периметру его лена, и наш несчастный и безграмотный феодал лишился не только спорного участка земли, но и еще трети своих владений, захваченных соседями.

– Да, бумага – это страшная сила… – отчего-то вслух произнес Филипп.

Гильом засмеялся и ответил:

– Это точно, брат мой! – Он быстро и торопливо заговорил, взяв для верности Филиппа за руку. – Я тут решил, можно сказать, был озарен, даровать нескольким городам хартии вольностей и муниципальных прав…

– Это что за *****?! – удивился Филипп, выругавшись и вытаращив на него глаза.

– Это, друг мой, не ******, а самое, что ни на есть верное дельце! Если оно выгорит – Тьерри лишится поддержки в трети городах Фландрии! Значит, наши силы увеличатся!..

– Ничего не понял… – расстроено пробурчал де Леви. – Какие, к черту, хартии? Что это за штуковина такая и с чем ее едят?..

– О! ты, я смотрю, и карту притащил! – Гильом протянул руку к самому большому рулону, лежавшему перед Филиппом. – Как раз во время! Давай-ка ее сюда! – Он развернул карту и, пробежав ее глазами для верности, хмыкнул, после чего заметил. – Ох, ну и проходимец этот твой немец-торгаш!..

– Во-первых, но не мой… – Филипп насупился и скрестил руки на груди. – А, во-вторых…

– А во-вторых, прости ты меня, если я что-то не так сказал. – Гильом снова приветливо улыбнулся и погладил его по плечу. Он жестом, не терпящим пререканий, прогнал писцов, которые тут же вскочили со своих стульев и, раскланявшись, выбежали из комнаты, придвинулся к де Леви и заговорщицким тоном, в котором чувствовались нотки хитрости и лукавства, сказал. – Фландрия, как ты уже понял, торговая страна! Нет, естественно, она еще и страна разбойников, наемников и прочей швали, но это, брат, уже второе, третье и четвертое. Прежде всего, – он посмотрел на закрытую дверь комнаты, – это страна торгашей! Значит, они любят считать свои деньги. – Филипп согласно кивнул головой. Ему уже порядком надоели дела купли-продажи, в которые он увязал буквально по уши, занимаясь комплектацией и пополнением армии. – Моя ошибка, – граф покорно кивнул головой, – и заключалась в том, что я, дав обещания соблюдать права и вольности, розданные моими предшественниками, сам же их и нарушил, оттолкнув от себя всех тех, кто любит и умеет копить и считать денье!

– Ну, ты и философ! – Филипп засмеялся. – Если бы тебе дать возможность читать лекции в парижских школах, ты наверняка бы затмил славу Абеляра!..