Прыжок через невозможное

— Да, с помощью уклонометра Субботина образца тысяча девятьсот сорок второго года, — подтверждает капитан Туманов.

— Меня интересуют еще образцы грунта берегов и дна реки. А скорость течения желательно определить с помощью гидроспидометра.

Спустя четверть часа все окончательно уточняется, и начальник штаба дает задание капитану Туманову приготовить копии нужных майору Черкасскому-Невельскому документов. Прощаясь с майором, генерал замечает:

— Ну, а вы не тяните с переездом из вашей дивизии к нам в штаб. Перебирайтесь поскорее.

— Слушаюсь, товарищ генерал. Если успею, переберусь сегодня же. Надеюсь, ваши офицеры приютят меня где-нибудь?

— Об этом не беспокойтесь, — радушно улыбается подполковник Лежнев. — Я уже дал распоряжение поместить вас рядом со штабом.

Как только Черкасский-Невельской уходит, генерал отпускает обедать всех помощников начальника штаба.

— А вы задержитесь, — кивает он подполковнику.

Оставшись с Лежневым вдвоем, Кунаков ходит некоторое время по скрипучим половицам штабной избы, потом садится за стол и извлекает из-под кипы документов таблицу разведки немецких укреплений на берегу реки Гремучей.

— Все тут теперь более или менее ясно, кроме участка в квадрате двадцать два — ноль пять, — задумчиво произносит он, постукивая пальцами по краю стола.

— Вы ведь знаете неудачу с разведчиком Зыбиным, товарищ генерал...

— Да, да, я знаю. Полагаете, что он погиб? А может быть, попал в плен?

— Это один из лучших наших разведчиков, товарищ генерал, комсомолец, кавалер двух орденов «Славы». Такой живым не дастся. Скорее всего, погиб при перестрелке. Но мы готовим в разведку ефрейтора Голикова. Вы знаете его, товарищ генерал.

— А вот этого-то делать и не нужно. Немцев никоим образом не следует настораживать, чтобы не возникло у них ни малейших подозрений в особом нашем интересе к этому участку фронта.

— А если окажется, что именно там у них наиболее мощные противотанковые укрепления?

— Ну, это уже, дорогой мой, вопреки всякой логике! — усмехается генерал. — Согласно донесениям наших разведчиков, противотанковые заграждения у них имеются в местах наиболее вероятных переправ. Вот тут, например, по три ряда надолб, тут противотанковые рвы и эскарпы. Полагаете, что есть также и противотанковые минные поля?

— Да, это теперь установлено совершенно точно.

— А на этих вот, — генерал показывает на другой конец карты, — малопригодных для форсирования участках реки берега укреплены уже не так. Тут что? Проволочные препятствия и противопехотные минные поля?

— Так точно, товарищ генерал.

— Ну, а если это так, то почему же мы должны предполагать, что на совсем уж непригодных для форсирования участках, как, например, в квадрате двадцать два — ноль пять, стоят противотанковые заграждения? Это просто нелогично.

— Но ведь черт их знает, что может взбрести им в голову!.. Может быть, все-таки послать Голикова, товарищ генерал?

— Мы и без того если и не насторожили, то уж непременно озадачили их посылкой Зыбина. А на других участках их берега кто-нибудь из наших разведчиков обнаруживал себя? Я имею в виду не только нашу, но и общевойсковую разведку.

— Нет, товарищ генерал. Все обходилось благополучно.

— Вот у них и может сложиться впечатление, что с особой тщательностью разведуем мы только этот участок фронта. А если они и Голикова еще обнаружат, то не только все виды заграждений тут установят, но и противотанковую артиллерию подтянут. И тогда реальность прыжка через невозможное превратится в невозможность такого прыжка. Нет уж, товарищ Лежнев, оставьте вы в покое тот берег. Примите также все меры, чтобы и на нашем берегу в квадрате двадцать два — ноль пять было как можно спокойнее.

— Можно даже договориться с артиллеристами, чтобы они не стреляли.

— А этого как раз и не следует делать! Это тоже может их насторожить. Все должно быть как можно более естественно, как на других участках фронта.

— Ясно, товарищ генерал.

— А в квадратах ноль один — семьдесят восемь и восемьдесят семь — девяносто четыре пусть готовятся к переправам понтонные части Кононова и Дорофеева. Не имитируют подготовку, а по-настоящему, с соблюдением маскировки и всех прочих мер предосторожности. Немцы тоже ведь не дураки, догадаются, если мы будем слишком уж привлекать их внимание. Я думаю даже, что командирам понтонных частей лучше не говорить ничего об истинных наших замыслах. Пусть всерьез готовятся к переправам.

— Ну, а если маскировка будет такой, что немцы так и не догадаются ни о чем?

— Найдем способ подсказать им это. Открыть секрет легче, чем сохранить его, — усмехается Кунаков.

— Понял вас, товарищ генерал.

4. Подготовка к «репетиции»

— Хватит дрыхнуть, Голиков! — бесцеремонно толкает ефрейтора в бок старший сержант Брагин.

— А почему это мне индивидуальный подъем? — протирая глаза, недовольно ворчит Голиков.

— За особые заслуги, — смеется Брагин. — Вся рота давно уже на машинах, а вас велено было будить последним. Личное указание капитана Кравченко. Балует он вас.

— Хорошенькое баловство! Да я лег всех позже — специальное задание капитана выполнял.