Дверь закрылась, и ключ повернулся в замке. Нефрет решилась открыть глаза. Первое, что она увидела – свою бывшую гувернантку, расхаживавшую по комнате и ломавшую руки. Комнату освещала единственная лампа. Стены – из оштукатуренного кирпича, единственное окно закрыто. Обстановка была скудной – несколько предметов мебели, несколько корзин, несколько глиняных сосудов.
Её сердце колотилось, Нефрет знала, что сейчас необходимо думать так быстро, как никогда раньше в жизни не приходилось. Контуры заговора обрисовались вполне чётко. Мисс Мармадьюк была именно той, кем казалась – простодушной приверженкой оккультной религии, и её обманули... Кто? Возглавлять банду должна женщина, таинственная «госпожа», о которой говорила другая женщина. И ей, Нефрет, предстояло стать заложницей, пока Эмерсон не добудет мумию и сокровища гробницы.
Мысли стремительно проносились у Нефрет в голове, пока она пыталась решить, как поступить. Она может узнать больше, в том числе личность неизвестной атаманши, если останется; но опасности в этом случае перевешивали любые возможные преимущества. У бандитов не оставалось причин продолжать притворство, которое предало девушку в их руки. Её одурманят или свяжут и увезут в другое место, из которого бежать будет невозможно. И если следует действовать, то немедленно, прежде чем другая женщина вернётся, чтобы «заняться ей».
– Поэтому я ударила мисс Мармадьюк горшком, – сказала Нефрет. – Она даже не глядела на меня – просто стояла у окна и бормотала про себя.
Когда Нефрет выглянула наружу, она узнала дома и заборы деревни. За жилищами, посеребрёнными лунным светом, возвышались скалы пустыни. Комната была на верхнем этаже; Нефрет призадумалась, как ей лучше справиться со спуском, и тут услышала приближавшиеся тяжёлые шаги. Она мгновенно вылезла из окна, уцепившись руками, и приземлилась на твёрдую землю, обсыпанную помётом животных.
– Значит, ты сможешь привести нас туда! – воскликнул я. – Это был дом Абд эль Хамеда?
– Не знаю. Деревня – Гурнех, но я не видела фасад дома. Окно находилось сзади, а я, после того, как вылезла, думала только о возможности побега, и не глазела по сторонам. Если бы я не раздобыла осла, меня могли бы поймать.
Рамзес старался не демонстрировать удовольствие при виде этого упущения. Я думала, что ему это вполне удалось, но Нефрет перехватила взгляд:
– Там лабиринт – ни улиц, ни даже переулков! Я была там только один раз, и... Понятно, ты думаешь, что управился бы лучше!
– Нет, – замотал головой Рамзес. – В целом, я думаю, что управился бы намного хуже. Я... – Он прочистил горло. – Я очень рад, что ты вернулась, и теперь в безопасности.
Утром Эмерсон отправился прямо в Луксор – вряд ли стоит упоминать, что все мы его сопровождали. К своему крайнему раздражению, он обнаружил, что стервятник улетел. Дом был заброшен, и дальнейшие расследования позволили получить сведения о том, что человек, по описанию похожий на Риччетти, рано утром сел на поезд в Каир – самый быстрый доступный способ передвижения, и готовность негодяя пожертвовать комфортом ради скорости указывала на то, что он с некоторым запозданием осознал: его недавние неосторожные действия могут привести к серьёзным неприятностям. Мы отправили властям в Каире послания, в которых говорилось, что они должны перехватить и арестовать злодея, а затем я убедила Эмерсона вернуться на Западный берег.
– Можно и так, – согласился он, успокаиваясь. – Риччетти выскользнул из рук, чтоб его черти взяли, но если я смогу сграбастать Абд эль Хамеда...
Моего бедного Эмерсона постигло ещё одно разочарование. Когда мы добрались до Гурнеха, деревня гудела от новостей. Абд эль Хамеда нашли в ирригационной канаве два крестьянина, шедшие на свои поля. Его опознали не сразу, так как несколько частей тела пропали без вести.
– Что ж, Эмерсон, теперь можно успокоиться, – улыбнулась я. – Ты постоянно высказываешь мне возмущение тем, что твоя работа прерывается криминальными приключениями, но с ними покончено – так почему бы тебе не перестать ругаться и не вернуться к гробнице?
В действительности покончено не было. Существовала ещё одна нить, и я решила потянуть за неё в тот же день, пока Эмерсон занят в погребальной камере. Если бы он знал о моих намерениях, то запретил бы мне идти или настоял бы на том, чтобы пойти со мной; а в том (маловероятном) случае, если моя теория оказалась бы неверной, он никогда бы не дал мне возможности наблюдать, чем всё закончится.
Единственным человеком, заметившим мой отъезд, оказался сэр Эдвард. Представьте, у него хватило дерзости спрашивать, куда я иду. Я сообщила ему, что у меня есть небольшое дело в Гурнехе, и что я скоро вернусь. Когда он принялся настойчиво заявлять, что будет сопровождать меня, пришлось ответить довольно грубо:
– Я подбиваю итоги, сэр Эдвард. Это личное дело, и я предпочитаю справиться с ним самостоятельно.