Прозрачные предметы

Вскоре выяснилось, что Хью за ними не угнаться, тем более не достичь отметки в четыре тысячи футов, чтобы сесть в кабину фуникулера над северной окраиной Витта. Обещанная легкая разминка оказалась чудовищным предприятием, хуже, чем что- либо пережитое на школьных пикниках в Вермонте или Нью-Хемпшире. Тропа то круто взбиралась вверх, то спускалась по скользкому склону вниз, то снова карабкалась на следующую гору, была иссечена старыми колеями, перевита корнями, камениста. Перед потным, несчастным Хью подрагивал белокурый пучок на затылке Арманды, легко поспевавшей за ловким Жаком. Английские близнецы вышагивали в арьергарде. Окажись темп не таким быстрым, Хью, возможно, осилил бы это несложное восхождение, но бессердечные и невнимательные спутники стремились вперед без всякого снисхождения к нему, едва не взбегая по крутым участкам и лихо соскальзывая по спускам, которые Хью одолевал, расставив руки, в позе униженного просителя. Он отказался воспользоваться предложенной ему тростью, но в конце концов, после двадцатиминутной пытки, запросил короткую передышку. К его огорчению, не Арманда, а Джек и Джейк остались с ним, пока он сидел на камне, склонив голову и тяжело дыша; бусина пота свисала с его заострившегося носа. Молчаливые близнецы обменивались красноречивыми взглядами, стоя поодаль от него на тропе, руки в боки. Хью почувствовал, что симпатия к нему тает, и попросил их продолжать путь: он их догонит. Когда они убрались, он немного подождал и заковылял назад, в деревню. В прогалине меж двух лесных массивов он снова передохнул, на этот раз над обрывом, где слепая, но отзывчивая скамья была поставлена перед восхитительным видом. Закурив, он заметил своих спутников высоко над ним, в красном, розовом, сером, голубом, машущих ему с утеса. Он помахал в ответ и продолжил свой мрачный спуск.

Но Хью Персон не сдался. Экипированный по- другому, с альпенштоком, с жевательной резинкой во рту, он присоединился к ним на следующее утро. Попросил их придерживаться своего темпа, нигде его не ждать, и добрался бы до канатной дороги, если бы не заблудился в ежевичных зарослях в конце просеки. Следующая попытка, через день или два, оказалась более успешной. Он почти преодолел лесистую часть склона, но изменилась погода, опустился влажный туман, и он два часа провел в удушливом хлеву, поджидая, когда клубы тумана рассеются и проглянет солнце.

В другой раз он вызвался нести пару ее новых лыж, крокодилово-зеленых, странных, из полиуретана и металла. Их диковинные крепления выглядели как двоюродные братья ортопедических приспособлений, помогающих передвигаться калеке. Ему позволили взвалить на плечи эти драгоценные лыжи, показавшиеся поначалу сказочно легкими, но затем потяжелевшие, как малахитовые бруски, под которыми он шел, пошатываясь, вслед за Армандой, как клоун, меняющий реквизит на цирковой арене. Его освободили от этой ноши, как только он решил передохнуть. Ему предложили в качестве замены картонный пакет с четырьмя апельсинами, но он оттолкнул его от себя.

Наш Персон был упрям и чудовищно влюблен. Сказочное сопротивление своей готической силой препятствовало, казалось, всем его попыткам взять неприступную крепость дракона. На следующей неделе ему это наконец удалось — и он перестал быть обузой.

15

Пока он сидел, потягивая ром, на залитой солнцем террасе Caf'e du Glacier под, подъемником в Драконите и весьма самодовольно разглядывал в алкогольной эйфории горного воздуха лыжную трассу (какое волшебное зрелище после всей этой слякоти и примятой травы!), пока он любовался девственной ее белизной и голубоватым узором в елочку на снегу, разноцветными маленькими фигурками, нанесенными кистью случая на сверкающе-белый фон, как на полотне фламандского мастера, Хью говорил себе, что все это могло бы стать прекрасной обложкой для автобиографии знаменитого лыжника «Записки снежного человека» (тщательно исправленной и переделанной множеством редакционных рук), чью рукопись он недавно вычитывал, проверяя такие термины, как «торможение плугом» и «авальман». Забавно было наблюдать, попивая уже из третьего бокала, за разноцветными маленькими человечками, проносящимися мимо, теряющими здесь лыжу, там палку или победоносно петляющими в облаке серебряной пыли. Хью Персон, теперь переключившись на вишневый ликер, прикидывал, не последовать ли ее увещеванию («такой большой симпатичный увалень, такой спортивный янки — и не может скатиться с горы!») и уподобиться тому или этому парню, летящему вниз лихо присев на лыжах, или, наоборот, новичку, обреченному снова и снова разыгрывать после падения пантомиму блаженной и благодушной прострации.