Proxy bellum

Бесплатно раздавать жилье генсек не собирался. Ибо то, что человеку дают просто так он не ценит. Это с одной стороны, а с другой — бесплатным оно получалось очень условно. А если быть честным, то это жилье не было бесплатным от слова вообще. Ведь за него кто-то платил. Кто? Если максимально упростить бизнес-модель, то на советские «бесплатные» дома в оригинальной истории скидывались всем Союзом. То есть, живешь ты или нет в них — ты все равно постоянно за них платишь. Само собой — не явно[23]. Что выглядело как минимум несправедливо. Которая усугублялась тем, что жилье это строилось на собранные у людей деньги, но этим самым людям не принадлежало. То есть, находилось в собственности у государства…

Такая себе история…

Для «клюквы» или «плаката» можно и ей спекулировать. Особенно перед необразованными и наивными людьми. Но как схема хозяйствования подобная модель дурно пованивала. И это — мягко говоря.

Фрунзе же мог пользоваться и другими финансовыми инструментами, не прибегая к методичному грабежу населения страны. И вообще видел главной целью не превращение всего населения в пролетариат в узком смысле этого слова[24], а максимальное улучшения уровня жизни широких масс. То есть, выстраивал принципиально иную стратегию развития, выбросив в мусорное ведро все идеологические конструкции, что мешали этого добиваться. Ведь идеология — это своего рода план развития, а не самоцель. И она должна обслуживать прикладные интересы общества, а не подпитывать идеализм[25]. Который Михаил Васильевич считал формой психического расстройства. Этакой бесноватостью… одержимостью навязчивыми идеями…

Но и отдавать все на откуп «невидимой руки рынка» он не собирался. Прекрасно понимая, что ничем хорошим это не закончится и не может. Поэтому готовил довольно разнообразные схемы социального приобретения жилья. Например, для семьи, в которой никто не являлся собственником, вводилась возможность приобрести жилье по себестоимости в рассрочку. Эконом-класса, разумеется. Хотя даже в однокомнатной квартире такого класса минимально присутствовала просторная кухня-столовая, человеческий холл и лоджия. Просто в обязательном порядке. Во всяком случае в новостройках.

И таких программ было много.

Разных.

Всяких.

Рынок коммерческого жилья при этом оставался. Но из-за действующей в Союзе маржинальной табели задирать цены, потому что кому-то так захотелось, не было никакой возможности. Коррупцию, понятно, никто не отменял. Но пока Фрунзе удавалось контролировать и предотвращать включение взяток и фиктивных расходов в сметы. В основном. Из-за чего стоимость коммерческого жилья была весьма и весьма доступной, тем более что под них потихоньку раскручивались очень мягкие ипотечные программы…

А дальше?

Михаил Васильевич возлагал большую надежду на систему перекрестного контроля. В том числе общественного, куда, после очень долгий сомнений вошел Махно и его ребята. Самые сознательные. Что позволяло надеется на несколько десятилетий лютых проблем, ожидавших коррупционеров.

Параллельно он пытался внедрить схему контроля через более предсказуемую модель — через страховые компании. Все-таки махновцы — анархисты, а что у них в голове никто не знал. Даже, как казалось Фрунзе, они сами. Ибо воплощенный хаос.

Агенты этих компаний должны были принимать каждый этап строительства. Нет подписей? Не страховки. А нет страховки и дом сдать в эксплуатацию не можешь. Для защиты же от взяток вводилась личная материальная ответственность инспекторов, сидящих на очень и очень приличных зарплатах. Если дом упал или стал аварийным по вине застройщика, то жильцам выплачивается страховка. И проверяется — была ли вина инспектора. Если да — то на него вешается вся сумма этой страховки. Так что смысла брать взятки просто не было. Платят хорошо, а в случае косяка можно было ТАК попасть, что пожизненно за еду работать. Аналогично обстояло дело с халатным отношением к работе. Но это дело будущего — такие компании только предстояло создать…

Получится или нет? Кто знает? Поживем-посмотрим…

Глава 8

1931, сентябрь, 16. Хельсинки

Группа из примерно сотни человек бодро шагала в сторону порта. Наспех собранные из почтальонов, полицейских и прочих госслужащих бойцы ополчения выглядели предельно напряжены. Вооружение их было случайным. У кого — что. От древнего револьвера на дымном порохе до самозарядной винтовки. Какого-либо порядка во всем это наводить не было ни времени, ни возможности, ни желания. Их формировали по принципу «тяп-ляп и в продакшн». Желая не столько победить, сколько разменять их жизни на время…

— Стойте! — выкрикнул один из них. — Тихо! Слышите?

Люди прислушались.

И верно — со стороны порта надвигался шум металлических гусениц, катящихся по каменной брусчатке. Звонко и громко звякающих. За которыми слышался гул нескольких моторов.

— Это что? — невольно спросил молодой полицейский.

Но никто не ответил.

Те, кто знали, гнали от себя эту мысль. А остальные сами нуждались в ответе.

Звук приближался.

Нарастал.