Провокатор

Щукин, с которым мы поддерживали контакт после знакомства в поезде и даже пару-тройку раз обедали, прислал билет в театр. К нему прилагалась записка, в которой Гриша меня прямо-таки заклинал “непременно быть” и что в театре сада “Эрмитаж” нас ожидает некое феерическое событие и вообще будет весь культурный бомонд Первопрестольной. Так что несмотря на скепсис по отношению к сценическому искусству вообще и тем более к таковому конца XIX века, декабрьским вечером я отложил в сторону френч и обрядился в цивильный костюм, скроенный более-менее по моим лекалам, то есть несколько более удобный, чем прочие. Галстук, пальто, шапка - и в путь, по выработавшейся привычке все перемещения внутри Садового кольца я делал пешком. По дороге я вспоминал все, что знал о современном театре и надо сказать, что знаний было мало. Где-то краешком проскочила мысль, что как раз сейчас Станиславский создает МХАТ, потом я все-таки сообразил, что прогремевший осенью в Москве спектакль “Царь Федор Иоаннович” был как раз первым спектаклем этого самого “академического”, то есть Художественный театр уже существует. Странно, что Гриша не позвал меня туда - это был один из столпов “культурного проекта”, за который рьяно взялось продвинутое московское купечество. Впрочем, как оказалось, именно туда он меня и позвал, на тумбах в саду висели афиши, на которых было сообщено, что Московский Общедоступно-художественный театр дает нынче премьеру пьесы Чехова “Чайка”, поставленную самолично Немировичем-Данченко и Станиславским, заодно играющим роль Тригорина. Среди прочих исполнителей были указаны Ольга Книппер, это, насколько я помню, жена Чехова и некий Всеволод Мейерхольд - неужто тот самый? Он же вроде помоложе или я что-то путаю?

В ложе мы обнялись и по московской традиции расцеловались со Щукиным, после чего он вкратце рассказал кто есть кто, показывая на ложи и партер. Некоторых я знал по работе, например, архитектора Федора Шехтеля или профессора Карла Мазинга, некоторых увидел в первый раз, самым же интересным, конечно, был “умнейший из купцов”, глава знаменитого морозовского клана Савва Тимофеевич - небольшой, коренастый, плотно скроенный, подвижный, с хитрыми монгольскими глазами. Он оглядел меня и Щукина из ложи напротив, быстро перескакивая взглядом с одного на другого и вдруг с неожиданной непосредственностью слегка поклонился мне, я с улыбкой ответил тем же.

Собственно спектакль произвел на меня вполне приятное впечатление (да-да, я знаю, что мои современники-театралы отдали бы душу за то, чтобы посмотреть на стартап Станиславского, но я технарь-сухарь). Не было, слава богу, заламывания рук, завываний и прочего нелепого пафоса, на который я успел наглядеться в прежние походы в театр с Варварой. Но больше всего мне запала в душу новизна декораций - казалось, даже в нашей ложе можно было унюхать запах свежей краски.

После закрытия занавеса я уже намылился домой и спать, но у Гриши были на меня другие планы - как оказалось, нас по случаю премьеры ждал еще и банкет в ресторане “Эрмитаж” товарищества того самого Оливье, излюбленном месте торгово-промышленных тузов и ведущих актеров. Несмотря на одноименность с садом, находился он не в Каретном Ряду, а вовсе даже на Трубной площади.

В одном из залов, отделанном резными деревянными колоннами и шелковыми панелями, был накрыт стол для всей невеликой труппы и гостей. Гриша представил меня и Станиславскому, и Морозову, и Ольге Книппер - как оказалось, инженер Скамов успел стать довольно популярной личностью, все меня знали и через одного интересовались кто “Инженерным кварталом”, кто изобретательством. Группу дам и барышень во главе с Марией Андреевой, симпатичной брюнеткой с живыми глазами, (будущим членом РСДРП и будущей женой Максима Горького, на минуточку), весьма интересовали обстоятельства моей личной жизни. Узнав, что я свободен, они даже как-то подобрались и взяли меня под плотную опеку, закрутив такую волну флирта, что устоять в этом цветнике было трудно. Еще бы, Алле Назимовой было едва-едва двадцать лет, Сонечке Халютиной двадцать пять, но и тридцатилетняя Андреева была чудо как хороша и не отходила от меня ни на шаг. Честно говоря, мне такое внимание нравилось, скорее всего, из-за некого комплекса развившегося помимо моей воли, после побега моей пассии. И вообще...

Но всеобщее женское внимание не помешало почувствовать, как мне в спину уперся тяжелый взгляд. Слегка напрягшись, я выскользнул из захвата державших меня за обе руки барышень и обернулся, чтобы встретится нос к носу с Морозовым.

- А скажите, Михал Дмитриевич… - ворчливо поинтересовался промышленник, - ваши изобретения… так? Среди них есть что-либо подходящее к текстильному производству… так?