Она отошла в конец платформы, надела носки и с наслаждением вытянула ноги. Шапочка прикрывала стриженую голову, закрывала безобразный шрам, наискось тянущийся от затылка к виску, и теперь на Ольгу люди перестали обращать внимание, она начала сливаться с обшей массой. Даже то, что она в такой мороз без шубы, никого не волновало — в метро торговали с лотков цветами, газетами, шампунями, и девчонки-продавщицы тоже стояли в одних свитерках.
Ольга купила в ларьке сосиску и чай, съела и почувствовала, что Москва воистину лучший город земли. В московском метро можно было жить, не выходя на поверхность. Даже не верилось, что там, снаружи, завывает метель и больно щиплется мороз. Здесь, под толщей земли, было тепло, светло и уютно. А главное, никому до нее не было дела.
Ольга покаталась остаток дня по кольцевой, подремала, а потом вышла прямо внутрь Курского вокзала и нырнула в длинный тоннель, ведущий к платформам. Как удобно, даже на улицу выходить не надо.
Она пошла вдоль состава к бригадирскому вагону, отворачивая лицо, чтоб не встретиться глазами с кем-нибудь из знакомых проводниц. Они как раз стояли на платформе в форменных кительках, с флажками в руках, ежась от утреннего холода.
В бригадирском, к ее счастью, проводницей была незнакомая деваха. Словно пародия на Лидку: толстая, мордатая, но жутко несимпатичная, со спесивым и в то же время заискивающим выражением лица.
— Ваш билет, — преградила она Ольге путь в вагон.
— Мне бригадира вызови.
Ольга торопливо глянула на семафор. Сейчас дадут отправление, а эта дуреха еще время тянет, выпендривается.
— А зачем тебе бригадир? — подбоченилась та.
— Надо, — буркнула Ольга.
— Если насчет места, то зря. Наш не берет, — предупредила деваха. — И нам не велит.
Слушай, а ты с кем в паре едешь? — спросила Ольга.
— А тебе не все равно?
— Ответить трудно?
— С Риммой Азалиной.
— Не знаю, — огорчилась Ольга.
— Ну и что? Я тебя тоже не знаю! — хохотнула деваха.
Семафор мигнул и зажег зеленый глазок. Состав дернулся. И тут Ольга вдруг резко оттолкнулась от платформы, подтянулась за поручень и в один прыжок оказалась на площадке тамбура, оттеснив деваху-проводницу.
— Эй! Ты что! Нельзя! — заорала та.
Она уперлась Ольге в грудь обеими руками, пытаясь вытолкнуть ее из вагона. Но Ольга извернулась, отщелкнула дверь и закрыла ее за собой. Теперь можно было не опасаться, что выпадешь на ходу.
Они сцепились в темном пространстве тамбура, упали и покатились по полу. Деваха хотела вцепиться по-бабьи в остатки Ольгиных волос, но не тут-то было — не за что оказалось цепляться. Тогда она впилась ногтями в Ольгино лицо, царапнула, как кошка, оставляя на щеках длинные красные борозды, а при этом еще и истошно орала:
— Помогите! Убивают!
— Заткнись, сука! — со злостью выдохнула Ольга.
Она исхитрилась выбраться из-под ее туши и оседлала противницу. Еще подумают, что она ее действительно убивает… Черт! Хотела договориться по-человечески, заплатить, так нет же! Попалась одна стерва — и все планы мимо…
— Что здесь такое?! — грозно рявкнул над ними мужской голос с едва уловимым акцентом.
И тут же чьи-то крепкие руки подняли Ольгу за плечи и отодвинули в сторону. Ольга подняла голову и глазам своим не поверила. Перед ней стоял… Иван Ахметыч. Живой, здоровый, собственной персоной…
— Ахметыч! — обрадованно воскликнула она. — Тебя выпустили?! Вот класс!
Проводница неловко возилась на полу, пытаясь встать. А потом извернулась и пнула Ольгу напоследок ногой в коленку.
— Ша! — прикрикнул на нее бригадир. — Кто драку устроил?! Отвечать!
— Вот он, — ткнула пальцем толстуха. — Он в поезд на ходу влез, без билета…
— Не он, а она, — строго поправил Иван Ахметыч. — Это проводница наша, Ольга Коренева. Я с ней сколько лет отъездил…
— Я к вам просила пройти, Ахметыч, — попыталась оправдаться Ольга. — Хотела заплатить, как положено, а она…
— Ясно, — усмехнулся он. — Не надо ничего платить. Пойдем ко мне в купе, посидим.
Толстуха проводила Ольгу злым взглядом, а у бригадира заискивающе спросила:
— Вам чайку принести, Иван Ахметыч?
— Стаканы принеси, — велел он. — И закуски из ресторана.
… Иван Ахметыч встречал Ольгу по-царски, со всей широтой своей «русской» половины души.
— Ничего, что башка бритая, главное, чтоб в ней что-то было, — философски утешал ее Ахметыч. — А кудри ерунда, отрастут, как на баране. Радуйся, что сама жива осталась.
— Радуюсь, — кисло ухмыльнулась Ольга. — Ты ведь тоже, Ахметыч, не из рая вернулся.
— Да уж, — ответил он. — Отметелили меня за милую душу. Месяц кровью харкал. Почки отбили, гады. Ведь с меня да с тебя что возьмешь за незаконный провоз? Штраф в сто минимумов? А если у нас нет? У нас оклад с гулькин нос! Ну, присудили бы они нам минимумов по десять, да и отпустили с миром. Так?
— Так, — кивнула Ольга. — Но для меня, Ахметыч, и десять минимумов большие деньги.
— Да ясный корень, — сказал он. — Для нас большие, а для них нет того интереса. Гораздо лучше меня упечь за сопротивление властям, сроком пригрозить, а потом и ободрать как липку.
— Вон оно что! — присвистнула Ольга. — И много содрали?