Провинциалы

– Йо сказал, что он похож на человека. Для этих парней с панцирем все, кто имеет меньше четырёх ног и ходит вертикально, похожи на человека. Такие мелочи как наличие роговых пластин на лбу или шестого пальца на руке для них не имеют значения.

Детектив медленно кивнул.

– Постарайтесь уточнить внешность Нового Дона в деталях. Это очень важно. И пришлите-ка стажёра ко мне, попробую сам с ним разобраться. Как же я ненавижу всю эту магию!

Витя Террорист не смог бы выглядеть благообразно, даже если бы очень захотел. Может, Полонский относился к стажёру несколько предвзято, но за плечом последнего ему вечно чудился ствол лазерной винтовки. Даже сейчас, в тишине и покое больничной палаты, вдали от возможных противников, Витя не был похож на мирного человека. Возможно, дело объяснялось тем, что он ухитрился проникнуть сюда без разрешения профессора Гейнера.

– Мафии не боялся, а профессора боишься! – подпустил шпильку Полонский, которого вид взъерошенного стажёра неимоверно развлекал.

Витя застенчиво потупился.

– Мафию застрелить можно, – ответил он тихо и серьёзно. – А профессора – как же?

После этих слов воображаемая лазерная винтовка пропала, и на её месте возник мираж плазменного пулемёта. Полонский понял, что недооценивал Витины человеческие качества.

– Вот что, Виктор Буланкин де Сен-Симон, – сказал детектив решительно и встал, – в нашем распоряжении остались всего одни тупелектские сутки, это двадцать два с четвертью земных часа. Четверть уже можно не считать. Потом там, в системе Дрангула, начнётся затмение сразу обоих солнц – крайне редкое явление, случается раз в две тысячи тупелектских лет, – когда все четыре средних планеты окажутся почти на одной линии между Дрангулом и Тупелектом. Продолжаться оно будет почти шесть наших часов. Если за это время Шун-Шакему удастся приготовить "Ветреную ночь, освещаемую всполохами и…"…как же там дальше? А, вот: "… и благоухающую серными источниками, рокочущую отдалённым подземным гулом и порождающую то, что не…", то никто не знает, что он будет творить дальше. Может, вздумает закрутить нашу Галактику в обратную сторону. Так что думай, Витя, думай и вспоминай – что говорил тебе тогда, на Пелестоне, Гин-Гроан? О чём он просил?

Стажёр ещё больше сдвинул и без того насупленные брови и замер, сосредоточившись. Полонский тоже не двигался, чтобы не мешать его мыслительным процессам. Так, в молчании, прошло минут десять.

– Не могу! – простонал наконец Террорист, вытирая со лба пот, выступивший в результате непривычно сильного умственного напряжения. – И так, и эдак пробовал вспомнить – не могу! Что со мной сделал этот ваш Гин-Гроан? Это что теперь, на всю жизнь?

– Не знаю, – ответил детектив мрачно. – Могу сказать только одно: если до информации так трудно добраться, значит это очень важная информация. Скорее всего, в ней-то и вся разгадка. И самое печальное, Витя, что никто, кроме тебя, Гин-Гроана и Шун-Шакема даже догадаться не в силах, что это может быть такое.

– Я тоже не в силах, – стажёр выглядел по-настоящему несчастным. – Не помню я, чтобы он говорил что-то важное. Всё ныл, как давно он не был дома, как соскучился. Я даже ему сказать хотел, чтобы сменил диск наконец, да постеснялся – он всё-таки уже в годах…

– Ты можешь точно воспроизвести, как именно он это говорил?

Витя заёрзал в кресле.

– Да обычно. Совсем обычно, даже и восстановить-то трудно. Мол, вспоминаю свою планету, родину, значит. И то мне о ней напоминает, и это… У меня там, значит, мама осталась, и всё такое…

Полонский зарычал и в ярости запустил синтетической подушкой в стереокартину на стене. Подушка смачно чмокнула, ударившись о прозрачный пластик, и с мягким шорохом сползла на пол. Изображение на картине на мгновение потемнело, словно над нарисованным деревенским домиком, коровками и соснами собирались тучи, но потом яркость восстановилась, и сентиментальный немецкий пейзаж вновь засиял здоровым первозданным оптимизмом

Словно в ответ на ребяческую выходку детектива, дверь палаты отъехала в сторону и на пороге возник профессор Гейнер собственной персоной в сопровождении двух роботов-санитаров. Взгляд профессора, пылающий неподдельным гневом, был устремлён на Витю Террориста, и, к удивлению Полонского, румянец на щеках стажёра разом выцвел.

– Молодой человек! – начал профессор, едва сдерживая праведный гнев, дабы не разразиться им на глазах у больного, которому необходим полный покой. – Я ведь неоднократно предупреждал вас, но вы неизменно… вы неизменно…

Витя издал торжествующий вопль, от которого все, включая санитаров, застыли, поражённые зрелищем внезапного безумия. У Полонского остро заныло сердце: он решил, что таким образом начала действовать программа, заложенная в подсознание стажёра Гин-Гроаном. Но уже в следующий момент он с облегчением понял, что ошибся.

– Вспомнил! – вопил стажёр, пока дюжие роботы-санитары волокли его к двери. – Неизменно! Он говорил – "неизменно"! То, что неизменно напоминает о родине!